Птицы войны

Погодина-Кузмина Ольга

Тут же другие журналисты начали выкрикивать с мест по-английски, по-фински, по-французски.

— Почему советские спортсмены живут отдельно от других?

— Чего вы боитесь?

— Это личное распоряжение Сталина?

— Если ваша команда проиграет, всех посадят в тюрьму?

Тренеры растерянно переглядываются. Переводчик начинает переводить вопросы. Рыжеволосая Хильда машет рукой, привлекая внимание:

— Хей! Расскажите про сбитый шведский самолет! Люди должны знать правду!

Ведущий призывает к порядку. Нестеров

оглядывает зал и краем глаза замечает, как дама в черных туфлях наклоняется, открывает свой саквояж и вдруг начинает кричать как в припадке.

— Убийцы! Горите в аду!.. Под трибуной заложена бомба!!.

Нечто страшное, будто кровавый ошметок мяса, вылетает из саквояжа. Слышится женский визг.

— Крысы! Крысы!..

Да, это крысы, измазанные чем-то красным, разбегаются по залу.

— Крысы! Бомба! Бегите! Спасите! Взорвется! Открывайте двери!..

Визг, паника, через ряды бархатных кресел люди бросаются к выходу. А Нестеров видит, как дама с саквояжем быстро поднимает с пола спичечный коробок.

Когда она успела сбросить парик и накидку, надеть темные очки? Неузнаваемая, она поднимается до конца прохода и скрывается за служебной дверью, прикрытой занавеской.

Коробок! Нестеров бросается вслед за дамой, проталкиваясь сквозь толпу. За его спиной со сцены Серов пытается призвать к порядку.

— Товарищи, не надо паники! Это провокация, никакой бомбы нет! Выходите из левой двери, не толпитесь…

Повсюду на полу кровавые следы, оставленные крысами. Нестеров толкает дверь, за которой скрылась дама, но кто-то уже запер ее на ключ.

* * *

У выхода из здания, пробравшись сквозь толпу, Нестеров догнал Серова.

— Павел Андреевич, надо поговорить.

— Хорошо, садитесь в машину…

Было видно, что комиссар крайне раздражен произошедшим на пресс-конференции.

— Столько охраны, и не могли проверить сумку… А нам оправдываться, почему допустили, почему отреагировали не так, как надо! Сумасшедший дом!

— Она не сумасшедшая. Эта женщина с крысами действовала очень расчетливо, — возразил Нестеров. — Я думаю, она — опытный агент. Организовала панику, быстро сменила внешность и вышла через служебную дверь, которую заперла за собой… Она не просто так устроила представление, у нее была цель.

— Какая?

Серов слушал сосредоточенно, без тени насмешки или недоверия.

— Кто-то из наших бросил ей спичечный коробок. Вероятно, контейнер с секретной информацией.

— Вы сами это видели? — Серов подался вперед, вглядываясь в лицо Алексея.

— Да. К сожалению, не заметил, кто бросал… Но этот человек сидел в седьмом или восьмом ряду. Нужно составить список… Так, чтобы не спугнуть.

— Хорошо, мы этим займемся.

Нестеров решил рассказать и о встрече с Матиасом во время тренировки.

— У меня был контакт с Саволайненом. Как вы и говорили,

они хотят узнать про шведский самолет. По их легенде, на борту был брат этой журналистки…

— Хильды Брук. Мы узнали, это правда — ее брат, радиотехник, служил на аэродроме.

Все нити сходились, и где-то в глубине паутины сидел паук, который ее сплел.

— Нужно найти эту женщину с крысами… Не знаю, можно ли доверять Саволайнену. Но я готов включиться в игру…

— Хорошо, действуйте по обстановке. Но держите меня в курсе…

— Что, если устроить интервью для финских репортеров? И еще — мне нужно выйти в город. Проверить одну версию…

Серов кивнул без раздумий.

— Мы организуем для спортсменов экскурсию на главный стадион. У вас будет возможность незаметно уйти. Личность этой дамы выясним, я думаю, быстро. Установим наблюдение, — Серов снял очки и поднял на Нестерова близорукие глаза. — Значит, коробок?

— Да. Обычный советский спичечный коробок с самолетом.

Глава 4. НА ВЫСОТЕ

Со смотровой башни Олимпийского стадиона открывается прекрасный вид на Хельсинки. Парк с живописными озерами, жилые кварталы, широкая чаша спортивной арены. Мезенцева поднимается по лестнице, тяжело дыша, — она уже не рада, что назначила встречу с Шилле именно здесь, из одной любви к эффектам. Глупо, надо было встречаться в рыбном ресторане и заказывать лобстеров — пусть начальство платит, — как раньше ей это не приходило в голову? Впрочем, раньше она побаивалась Шилле и не хотела его раздражать. Но теперь-то у нее все козыри в руках, и нечего церемониться.

Глафира остановилась на верхнем пролете, успокаивая дыхание. Все, вот уже площадка башни. Стекла ограждения приоткрыты, ветер треплет волосы и шарф. Шилле в клетчатом плаще стоит, глядя в сторону залива, держит в руке шляпу. Группа туристов, какие-то пестро одетые азиаты, глазеют по сторонам, делают фотографии.

— Для чего вы устроили этот цирк? Крысы, паника, срыв пресс-конференции… Теперь вас разыскивает полиция.

У Шилле неприятный, сиплый голос, в раздражении звучащий будто клекот, на затылке проглядывает лысина. Глафира думает: «Неужели когда-то она была до дрожи, страстно влюблена в этого самодовольного болвана? Вот дура!»

— Наплевать… В полиции давно знают, что я всего лишь сумасшедшая старуха, ненавидящая русских. Дело замнут.

Шиле помолчал.

— Надеюсь, это имело смысл. Вы получили данные?

Толстяк со шкиперской бородкой фотографировал группу студентов. Он прицелился объективом в Мезенцеву, она поспешила отвернуться.

— Видите ли, группенфюрер… Ох, простите, мистер Крамп. Это предприятие дорого далось мне. Пришлось заплатить порядочную сумму информатору — золото, камни. Я переправила в СССР фотографическое оборудование. Я оплатила перевоз контейнера через советскую границу — мои помощники рисковали жизнью…