Птицы
Шрифт:
– Я и так уже почти все знаю об исчезновениях, – заверил мистер Франки. – Твоя помощь мне больше не нужна. Я уже знаю, «кто» и «как». Мне осталось выяснить только последнее – «зачем». И еще до конца этого дня я все выясню, можешь не сомневаться.
– Но, сэр…
– Забудь все, о чем мы с тобой говорили. Уходи! И подружку забирай!
Финч даже поперхнулся от подобной несправедливости.
– Сэр. Я же вам помог. Вы должны мне рассказать. Должны рассказать о Птицелове.
Из-за двери больше не раздавалось ни звука.
– Сэр?
Арабелла вздохнула.
– Идем, – сочувственно глядя на Финча, сказала она.
– Ну и провалитесь
Миссис Жужанна Чаттни из шестой квартиры нервно дымила папиреткой, быстро отстукивая пальцами по клавишам печатной машинки. Литеры на рычагах подскакивали и громыхали о чернильную ленту, лист полз из прорези в каретке, на нем стремительно появлялись темно-красные строки.
Стоявшая возле машинки лампа догорала – фитиль едва-едва проглядывал из горлышка, да и кофе в чашке остыл, но миссис Чаттни не замечала этого. Она была так сосредоточена на том, что выходило из-под ее пальцев, что, казалось, даже если бы сейчас мистер Эдвинс, живущий этажом выше, все же взорвал свою бомбу на лестнице, она бы не обратила внимания. Хотя это было ошибочное впечатление.
Миссис Жужанна Чаттни была настороже, как и всегда. И от нее ничто не ускользало…
Когда лист наконец был допечатан, она вытянула его из машинки и положила на стопку таких же листов. Взяв чашку, миссис Чаттни пригубила и поморщилась – остывший кофе на вкус был гадок, как вранье. Нет, еще хуже – как варенье из вранья. Она пошла на кухню, зажгла печку, поставила на нее чайник и вернулась в гостиную, которая была по совместительству и ее рабочим кабинетом.
– Фло! – громко сказала миссис Чаттни. Усевшись на стул, она открыла портсигар и заменила папиретку в мундштуке. Чиркнула спичка, и в воздух поднялось рыжее дымное облако.
От ее голоса ожил стоявший на втором столе автоматон-секретарь. Глаза-лампы зажглись, и механоид с жужжанием поднял голову.
– Новая запись!
Автоматон взял из коробки перед собой продолговатый графитовый цилиндр и вставил его в прорезь собственной груди. Щелкнули зажимы, несколько раз крутанулись винты пружинного механизма. Цилиндр начал медленно вращаться.
Миссис Чаттни откинулась на спинку стула, выдохнула в потолок очередное облако рыжего дыма и принялась наговаривать:
– Первое. Узнать, что за механизм строят в Трамвайном ведомстве. Там творится что-то подозрительное. Нужно найти способ заглянуть в закрытый цех.
Запись шла, а женщина продолжала:
– Второе. Акции Горбиста проделывают что-то странное. Они как мыши в колесе. Вероятно, здесь что-то нечисто. Либо это очередная махинация на бирже, либо Уолшши готовят какую-то авантюру, направленную против единственного конкурента.
Она задумалась:
– Третье… третье… Исчезновение мистера Клика, репортера из «В Рривв». Он раскручивал сюжет о гремпинах Уолшшей. Нужно узнать, что он раскопал.
Миссис Чаттни нахмурилась:
– Четвертое… По нашему делу. Еще одна буря. Господин Борган. Птицелов. Франки. Финч. Конец записи, Фло!
Цилиндр остановился. Глаза-лампы погасли, и автоматон опустил голову.
Миссис
Стук клавиш в гостиной квартиры № 6 был не единственным звуком. Где-то на грани слуха раздавалось приглушенное шипение, похожее на царапанье иглы по граммофонной пластинке, когда мелодия закончилась.
Миссис Чаттни давно привыкла к этому звуку и почти его не замечала. Исходил он из небольшого, вмонтированного в стол бронзового рожка, который озвучивал все, что происходило в подъезде – а точнее, на первом этаже.
Чтобы быть в курсе того, что творится в этом доме, миссис Жужанне Чаттни не требовалось лично караулить у каждой двери, подглядывать в замочные скважины и приставлять ухо со стаканом к стенам. Сердцем дома, конечно же, являлось место консьержки, и туда, словно по венам, стекались все сплетни, все новости, каждый чих того или иного жильца.
Около пяти лет назад миссис Чаттни тайно перенастроила систему оповещения дома, соединила ее со своей квартирой и с тех пор могла постоянно слушать, о чем говорят у лифта, возле входной двери, у основания лестницы и у окошка миссис Поуп.
При этом миссис Чаттни уже давно разделила всех соседей на две категории: «неважные» и «любопытные».
Ей не было дела до того, что творится с вечно пребывающей в своей кататонии вдовой Лилли из второй квартиры, что происходит за стеной у тихой пары Томкинс из седьмой или кого планирует ободрать до нитки продажный адвокат Джессил из восемнадцатой. Ее не волновало, кто снова разбил сердце этого болвана Си из семнадцатой, о чем врет Блувин из четвертой или зачем мадам Флёрхаунд из девятнадцатой говорит, что собирается навестить внуков, когда на деле отправляется в один из притонов района Краекк курить ядовитый дурман. Неужели старуха не знает, что здесь, в Горри, всем плевать на пагубные привычки окружающих, пока они не начинают мешать пагубным привычкам других? Эти люди и их дела никак не влияли на то, что происходило в доме.
Зато у миссис Чаттни вызывало недюжинное любопытство, что именно задумал Сергиус Дрей, живущий в девятой, что на уме у мадам Шпигельрабераух из двадцать первой или о чем там ворчит сквозь пьяный сон мистер Бру из пятой, набравшийся, как всегда, в пабе «Бардакк», этот ходячий (или, вернее, с трудом доползающий до кровати) собиратель настроений со всего Горри…
Миссис Чаттни раздраженно вырвала из каретки лист, скомкала его и швырнула в урну для бумаг под столом. Вставила новый и принялась перепечатывать заново. Разумеется, она могла бы поручить записать все Фло, но предпочитала работать по старинке.
К фоновому шуму, раздающемуся из рожка, вдруг прибавился столь знакомый скрип ручки и петель входной двери дома. Кто-то, прокашливаясь с холода, вошел в подъезд.
Миссис Чаттни подняла голову и замерла, прислушиваясь. Она уловила, как зашумела теплорешетка, после чего кто-то гулко прошагал по полу и остановился.
– Доброе утро, миссис Поуп! – раздался, потрескивая, добродушный и задорный голос.
– О, мистер Дьюи! – воодушевленно воскликнула консьержка, и миссис Чаттни даже поморщилась. Как же ее раздражала эта лысая женщина с ее фальшивыми когтями и фальшивой любезностью. – Почту принесли?