Публике смотреть воспрещается
Шрифт:
Робер. Я им ничего не спускаю.
Жизель. Ну, а все остальное как?
Робер. Ничего… Николь играет одноактовку: это не то, о чем она мечтала, но… играет. Поэтому она оставила всех в покое.
Голос Николь. Кристиан!
Робер. Почти оставила.
Николь входит справа.
Николь. Кристиан! Где Кристиан? Посмотрите, что мне дали вместо скипетра! Из восьмого ряда будут думать, что у меня карандаш в руках! Я хочу, чтобы скипетр был похож на скипетр!
Все потихоньку исчезают, кроме Робера, смирившегося с безвыходностью положения.
Мне необходимо опираться на вещественный символ власти! Символика предметов в театре – это основное, дети мои! Почему все разбегаются, как только я вхожу? Если вам неинтересно разговаривать со мной, так и скажите! Но не здесь собака зарыта! Стараешься глубже копнуть, достичь корней творчества, но это никого не интересует в нашем омещанившемся театре!
Слева входит Кристиан в форме солдата второго года Республики, в руках у него огромный шест.
Николь (кричит). Нет, нет, Кристиан! Это ты нарочно! Ты что, хочешь меня с ума свести?
Робер исчезает в правую дверь, как только Николь начинает кричать.
Кристиан. В чем дело?
Hиколь. Действие происходит в трехтысячном году. Тогда такие скипетры не носили.
Кристиан. Мадам, мы вам сделаем другой. (Бежит к левой двери.)
Hиколь. Кристиан! Как я тебе вчера на костюмной репетиции?
Кристиан. Очень. Хорошо! (Он искренен и поэтому попадается.) В самом деле, очень хорошо! Зал не мог в себя прийти! Все говорили: «Ну Николь и дает!» Все просто окаменели.
Николь (извиняя его за несколько наивную откровенность). Я не считаю, что от этого надо каменеть, но ничего… Нет, меня волнует то, что за два часа до генеральной Робер мне вдруг сказал: «Играй на два тона выше, ведь это ты несешь пьесу!» А Эрве говорит: «Играй на два тона ниже, пусть пьеса сама тебя несет!» Ну так что, я несу или меня несут?
Кристиан. Плюньте на эти глупости, мадам! Играйте просто! Играйте правдиво! Играйте так, как вам хочется! И вы обрушите стены.
Николь. Ты думаешь?
Кристиан. Ну конечно! Нутро, мадам, нутро, и ничего другого!
Николь. Послушай, Кристиан, мне технически трудно произносить некоторые фразы. Например, когда я говорю: «Чернь, чернь, ты не червь, не взыщи черняшки, взыщи вычурности, чур меня!» – признаюсь, я не все понимаю.
Кристиан. Да это ясно как божий день! «Чернь, не взыщи черняшки»: чернь, не требуй хлеба! «Взыщи вычурности». (Задумался.) Это тоже понятно, а «чур меня» это от автора.
Николь. Потом, в четвертой сцене, обо мне говорят: «Она ходит пантерой». Так почему,
Кристиан. И вы еще спрашиваете? Посудите сами, во сколько бы это обошлось!
Николь. Кристиан, как это тебе удается всегда смотреть в корень?!
Кристиан. Потому что мне всегда некогда и я вышел из простого народа.
Николь. Спасибо, старик. Твоя откровенность придала мне силы! Она меня взбодрила, как рабочего перед сменой глоток красного! (Выходит вправо.)
Робер высовывается с левой стороны сцены.
Робер. Она ушла?
Кристиан. Ушла, а что? Боитесь?
Робер. Ничего подобного. (Пыжась.) Что для меня актеры с их ничтожными проблемами! (Идет через сцену к правой кулисе.)
Кристиан. А я как? Как провел вчера репетицию, по вашему мнению?
Робер. Очень хорошо.
Кристиан. Я ломаю себе голову, правильно ли очертил структуру моего персонажа.
Робер. Но ты произносишь всего одну фразу!
Кристиан. Это-то и самое трудное! «Мой генерал, солдаты сорок четвертого полка взбунтовались! Они требуют обуви, продовольствия и оружия».
Робер. Очень хорошо!
Кристиан. Нет, сейчас я не играю, я просто говорю текст.
Робер. Ах так!
Кристиан. А если я буду в образе ограниченного крестьянина. (Запинаясь.) «Мой генерал, солдаты сорок четвертого полка взбунтовались! Они требуют обуви, продовольствия и оружия».
Робер. Очень хорошо, очень хорошо!
Кристиан. Или, например, революционера. (Кричит с энтузиазмом.) «Мой генера-а-а-ал, солдаты сорок четвертого полка взбунтовались! Они требуют обуви, продовольствия и оружия».
Робер. Очень хорошо! Хватит!
Кристиан. Или, например, в агонии и потом умираю за кулисами!
Робер. Вот, вот, пойди умри за кулисами!
Кристиан (хрипит). «Мой генерал…»
Робер выталкивает его. Кристиан заканчивает фразу за кулисами, слышен звук падающего тела. Робер пользуется этим, пытаясь закрыть дверь на задвижку.
Робер. Браво! В образе!
Кристиан (входя). Или, например…
Робер. Ничего больше не меняй!
Байар входит в походном костюме Наполеона, откашливается.
Байар. Робер! У меня тут есть один вопрос, послушай-ка… (Откашливается.) «Солдаты Ватерлоо! Мы проиграли битву, но не проиграли войну!…» Я не хочу прослыть злоязычным, но текст Эрве мне нередко кого-то напоминает… Входит Габриэль в элегантном пеньюаре.