Пучеглазый
Шрифт:
— Ох! — только и смогла выдавить я. (Вот уж не знала, что мама вечером вновь собралась смыться! А я-то надеялась, что она останется дома и поможет Джуди клеить римский амфитеатр из картона. Мы обещали смастерить несколько свирепых и лохматых хищников.)
— Спасибо, — сказал он и, помолчав, добавил: — До свидания.
Я ничего не ответила, так что, помолчав еще несколько секунд, он повесил трубку.
Я направилась в кухню, где сидела Джуди с Флосс на коленях.
— Это был он, — доложила я. — Они снова сегодня
Сестра скорчила рожицу, но ничего не сказала; а через две минуты в дверях появилась нагруженная сумками мама, глаза ее сверкали.
— Никто не звонил?
Мама никогдане спрашивала раньше, звонил ли кто-нибудь. Если я сообщала ей, что звонила бабушка, или Саймон, или кто-то из больницы, где она работала, она только стонала.
Джуди зыркнула в мою сторону, словно хотела сказать: «Видишь?». И я пожалела, что ответила на звонок. Но раз меня попросили передать ей новость, ничего не поделаешь:
— Мистер Фолкнер звонил по поводу кино, — сообщила я. — Ты, наверное, забыла предупредить его, что сегодня собиралась остаться дома и помочь Джуди сделать зверей для цирка.
Мама сразу смекнула, куда я клоню.
— Крошка моя! — Всю свою вину и блестящую помаду она обрушила на Джуди. — Я помогу тебе доклеить амфитеатр завтра, обещаю.
— Остался только один последний вечер — сегодня, — охладила я ее родительский пыл. — Мы уже дважды откладывали, забыла? Макет надо отнести в школу завтра.
Но мама все равно ушла полвосьмого. Джуди, кажется, даже не обиделась. И когда мне надоело следить за нянькой — как та варила себе кофе, искала очки для чтения и программу радиопередач, — мы уселись смотреть старый-престарый сериал, а заодно мастерить свирепых лохматых хищников; у Джуди все они выходили здоровенными и лохматыми, как мамонты, а у миссис Харрисон — похожими на полудохлых овец.
Потом я отправилась спать. С меня было достаточно. Но сон не шел. Я в третий раз вернулась из похода в ванную комнату, когда на пороге возникла мама; было около одиннадцати.
Перегнувшись через перила, я наблюдала, как она бренчит монетами, роясь в кошельке.
— Вы говорите, три с половиной часа? — переспросила она миссис Харрисон, которая уже натягивала пальто.
— Совершенно верно, милочка, — отвечала миссис Харрисон. — Хорошо провела вечерок со своим парнем?
— Парнем! — хмыкнула мама. — Миссис Харрисон, Джеральду уже за пятьдесят!
— Вот как, — пробормотала миссис Харрисон, опершись на мамино плечо, чтобы не упасть, пока натягивала резиновые сапоги. — Знаете, как говорят: лучше быть любимицей старика, чем прислугой юнца.
Мама с хохотом
За пятьдесят!
Да он мне в дедушки годится! Может, у него зубы вставные и кожа вся сморщенная, а из ушей торчат клочья седых волос?
На следующее утро, спустившись вниз, я спросила маму:
— Ну, так и когда же мы сможем лицезреть этого Джеральда Фолкнера?
Я была уверена, что она так смутится, что выронит чайник прямо на бедняжку Флосс, а потом уставится на меня широко раскрытыми глазами. Но вместо этого она сказала:
— Как насчет завтра? Он все равно заедет за мной.
— Меня не будет дома, — поторопилась ответить я. — Завтра же четверг, у меня собрание.
И у нее, между прочим, тоже! Она ведь казначей в нашей группе. Обычно мама гораздо больше моего печется об этих четвергах. Я надеялась, что она хотя бы покраснеетот стыда за то, что поставила личную жизнь выше гражданских обязанностей, но она лишь бросила:
— Ох, неужели завтра уже четверг?
И сунула хлеб в тостер.
— Ну так что, ты пойдешь со мной на собрание или отправишься с ним? — спросила я.
Мама не заметила вызова в моем голосе. Она на минутку задумалась, а потом ответила:
— Пожалуй, уже поздно отменять наш уговор, — а потом радостно добавила, словно думала, что и меня это порадует и снимет тяжесть с сердца: — Но ты успеешь увидеть его, прежде чем уйдешь на собрание.
— Вот будет славно!
Холодность моего ответа испугала ее, я знаю, Она постаралась сменить тему:
— Как вы справились с амфитеатром?
— Прекрасно, — процедила я сквозь зубы. — Только гладиатор не удался. Лицо у него сморщилось, и он еле держится на ногах, а ковровый ворс, который мы воткнули ему вместо волос, постоянно выпадает. Короче — видок у него, словно ему за пятьдесят.
Хлеб уже почернел в тостере, но мама не сводила с меня глаз.
— Надеюсь, в четверг ты будешь вести себя вежливо, — произнесла она.
Я без труда различила штормовое предупреждение в ее словах. Так что в четверг мои манеры были безукоризненны, и маме не в чем было меня упрекнуть. Когда раздался звонок в дверь, я сделала вид, что просто его не слышу, так что открыла ему Джуди, а я осталась стоять в тени у лестницы.
Он вошел. Одного с мамой роста, немного толстоват, а волосы седые. Костюму его было далеко до шикарных шмоток Саймона. Это и понятно — ведь он не был преуспевающим банкиром, хотя и принес под мышкой огроменную коробку шоколадных конфет.