Пугачев и его сообщники. 1773 г. Том 1
Шрифт:
– А куда же ты хочешь бежать? – спросил Пугачев.
– Коли в Русь побегу, то с женой, а если без жены, то хотя в Сечь Запорожскую.
– Как тебе туда бежать? В Сечь не попадешь, а на Руси поймают. В Запорожье, коли один пойдешь, по жене стоскуешься, а приедешь за ней, так тебя схватят. Итак, коли уже бежать, так бежать на Терек, там наши семейные живут, там народу много, рек и лесу довольно, прожить там будет способно, и тамошние жители стран-ноприимчивы. А сверх того, тамошнему атаману Павлу Михайлову и указ дан, чтобы таких тамо принимать. Тогда и я с вами поеду.
– И ведомо это лучше, – говорил Павлов, – мы все будем жить вместе.
Побег на Терек был решен, и Федосья Павлова, по совету брата и мужа, выпросилась у ротмистра съездить в Зимовейскую станицу под предлогом свидания с матерью. Получив билет, она отправилась с братом на Дон с тем условием, что муж ее с тремя товарищами бежит из Таганрога спустя неделю-другую, «для того, – показывал Пугачев, – что если он скоро за женой побежит, то ротмистр догадается, что и жена бежала с ним вместе, пошлет погоню и их тотчас схватят, за что и ему [Пугачеву] достанется, как подговорщику».
Павлов, однако же, не исполнил данного обещания, и едва только Пугачев с сестрой доехали до реки Тузловой, как Павлов с тремя товарищами нагнали их и объявили, что они бежали.
– Что вы это наделали, – говорил им Пугачев с упреком, – того и смотри, что нас поймают; ведь я говорил, чтобы помешкать недели две, а теперь вы погубили себя и меня.
Понимая очень хорошо, что дело сделано и укоризна неуместна, Пугачев забрал всех беглецов и отправился с ними в Зимовейскую станицу. Не доезжая до станицы, Федосья и трое беглецов остались в степи, а Пугачев, выждав наступление ночи, чтобы соседи не видели, привел зятя к себе в дом.
– Вот, матушка, – говорил он, – знаешь ли, зять-то хочет с женой бежать на реку Терек, да и меня зовут с собой.
Мать и жена ударились в слезы.
– Нет, не бойтесь, – успокаивал Пугачев, – я только провожу их через Дон, а сам никуда не поеду.
В ту же ночь он с зятем выехал в степь, где оставил зятя, а взял сестру. Пробыв часа два у матери, Федосья отправилась к свекру своему. Мать и жена снова принялись уговаривать Пугачева, чтоб он за Дон тех беглецов не перевозил и что ему за это будет беда. Пугачев согласился было, но зять, приходя по ночам, упрашивал его перевезти и ехать с ними вместе.
– Покажи нам дорогу на Терек, – просил зять.
– Ты за солью на Маныч хаживал, – отвечал Пугачев, – так поди той дорогой, и она доведет тебя до Терека.
По всему видно было, что Пугачеву не хотелось бежать на Терек, а зять, под предлогом указания дороги, непременно хотел утащить его с собой. Оба обманывали друг друга, и потому переговоры тянулись несколько дней. Наконец Павлов стал просить, чтоб он только перевез их через Дон, будучи уверен, что если Пугачев это сделает, то они найдут возможность увезти его с собой.
Видя неотступную просьбу зятя, Пугачев согласился, несмотря на слезы матери и жены, которых он уверял, что только перевезет через Дон, а сам не побежит.
– Статное ли дело, – говорил он, – чтоб я оставил отечество и поехал бы на Терек.
Посадив в лодку зятя, сестру и трех их спутников, Пугачев спустился вниз по Дону верст на семь, перевез их на ногайскую сторону, высадил на берег, а сам остался в лодке и отвалил от берега. Видя, что Пугачев их обманул, Павлов выхватил саблю и бросился в воду, но Пугачев успел уплыть. Спустя месяц или полтора Павлов с товарищами, не найдя дороги на Терек, вернулись в Зимовейскую станицу, были арестованы, отведены в станичную канцелярию, где и показали, что Пугачев перевез их через Дон и хотел бежать вместе с ними. Зная, что всем казакам, под страхом смертной казни, запрещено перевозить за реку беглецов, Пугачев, опасаясь наказания, взяв лошадь, бежал из дома и шатался по степи недели две. Когда захваченный хлеб весь вышел и ему есть было нечего, он вернулся ночью в станицу, где жена ему сказала, что мать и зять взяты в Черкасск и что и его также ищут. Тогда Пугачев решился сам поехать в Черкасск и, если можно, обогнать мать и зятя, чтобы под видом человека правого и ничего не подозревающего отделаться от наказания. Явившись к дьяку Колпакову, он представил ему тот же самый паспорт, который был выдан, когда он намерен был хлопотать об отставке.
– Я слышу, – говорил Пугачев, – что про меня говорят, будто я бежал; я не бегал, вот и паспорт.
– На кой же черт пишут, что ты бежал, – отвечал Колпаков, посмотрев паспорт, и отпустил Пугачева.
На другой день привезли мать и зятя, причем последний показал, что точно Пугачев перевозил его и хотел вместе с ним идти на Терек. Видев Пугачева накануне, Колпаков приказал его сыскать, но он бежал в станицу, где был арестован, снова бежал, скрывался в камышах и пролежал там двое суток. «Но как есть было нечего, – говорил Пугачев [213] , – также и холодно, ибо время было в Филиппов пост, то на третий день пошел в дом свой и, пришед, сказал жене, чтоб она никому не сказывала, и прожил в доме своем почти весь Филиппов пост скрытно. В доме же его не сыскали потому, что не могли старшины думать, чтобы, наделав столько побегов, осмелился жить в доме своем».
213
Показание Пугачева от 4 ноября 1774 г.
За два дня до Рождества Христова Пугачев оседлал лошадь и выехал из станицы, сказав жене, что едет на Терек, и если его там примут, то и за ней приедет [214] .
Переправившись через Дон, Пугачев, нигде не останавливаясь, приехал прямо в Ищорскую станицу к поселенным там казакам. Отсюда он отправился в Дубовскую станицу и, явившись войсковому атаману Павлу Татаринцову, просил о принятии его в Терское Семейное войско [215] . Не зная, что он беглый казак, Татаринцов записал Пугачева сначала в Каргалинскую, а потом в Дубовскую станицу, в которой он прожил недолго, выпросил себе билет на три недели и, под предлогом необходимых собственных дел, отправился в Ищорскую станицу. Там он подговорил казаков, поселенных в Галюгаевской, Ищорской и Наурской станицах, чтоб они избрали его своим атаманом, обещая им за то хлопотать в государственной Военной коллегии об отпуске им денежного жалованья и провианта наравне с казаками Терского Семейного войска. Атаман и старики согласились и дали заручную подписку о желании казаков иметь Пугачева своим атаманом [216] . Получив от тех же казаков 20 рублей денег, Пугачев отправился было хлопотать, по при выезде из Моздока 9 февраля 1772 года за рогаткой был пойман, посажен на гауптвахту и прикован цепью к стулу; казаки же, уполномочившие и выбравшие его, были «нещадно батожьём наказаны» [217] . Просидев на стуле три дня, Пугачев 13 февраля успел бежать вместе с подговоренным им солдатом Лаптевым и унес с собой три звена цепи, которой был прикован, и замок [218] .
214
О своем пребывании на Тереке Пугачев рассказал Шешковскому целую басню, которая могла бы ввести в заблуждение, если бы сохранившиеся, к счастию, документы не опровергли всего им показанного. Шешковский записал со слов допрашиваемого следующее: «Поехал он через Дон по льду верхом с тем намерением, чтобы ехать на Терек… Ехал он семь дней и, не доехав до Кумы, занемог, а лошадь пала, почему он лег и лежал, а отдохнув, через великую силу пошел к Куме; дошедши до берега, не мог больше ступать ногами, лег на берегу, лежал трое суток, не видев ни одного человека… Через три дня пришли к нему три человека, русские, и спросили его, что он за человек? Он сказал им о себе, что он донской беглый казак… Оные два человека были на лошадях; сжалившись над ним, посадили его на лошадь, а сами сели на одну двое и поехали с ним по сделанному идущими в то самое время из Кизляра донскими казаками мосту через реку Куму. И, отъехав от реки верст с тридцать, привезли его оные два человека в сделанный шалаш, где он, Емелька, лежал недели с две. Кормили же его оные люди зверями, яблоками и терном… Оные ж люди сказали ему о себе, что они беглые из Сибири с заводов и, наделав там бед, бежали: мы были и в Астрахани, да там публиковано о нас, так мы и оттуда ушли. Когда же ему стало полегче, то увидел он, что оные два человека режут из прутьев жеребенки, то он их спросил: «Что вы, братцы, пульки, что ли, режете и эти прутики свинцовые, что ли?» На что они сказали ему: «Это не свинец, а золото». И он их спросил: «Да где же вы берете?» На что они ему сказали: «Да мы нашли здесь этого сокровища множество, да жаль, что всемилостивейшая государыня этого не знает; мы бывали на многих государевых заводах, да столько такого сокровища не видали». И он, Емелька, спросил их: «Да как же вы нашли?» И они ему сказали: «А вот как: увидели мы лисицу и погнались за нею, хотели застрелить; мы к ней, а она от нас. И так она отвела нас от шалаша нашего верст двенадцать и вдруг бросилась в нору почти при наших глазах; мы стали ту нору рыть и как порыли аршина два в глубину, то и нашли тут это золото». Емелька спросил их: «Не можно ли мне это место указать». И оные люди сказали: «Пожалуй, покажем». После сего они все трое и пошли и, отведя от шалаша верст двенадцать, взошли как бы на высокий вал и ту нору ему показали и рыли, где он, Емелька, то золото видел, и потом ту нору зарыли и заровняли и пошли по-прежнему в шалаш. После чего, пожив в шалаше дней с пять, стосконулось ему по жене и детям, а к тому ж и на Терек попасть за болезнию его нельзя, то, простясь с теми людьми, не спрося их об именах, ни о чинах, пошел к реке Куме и, перешед по тому же мосту, шел прямо на Дон в свой дом с две недели».
215
Г. Щебальский («Начало и характер Пугачевщины») говорит, что Пугачев вписался в Моздокское войско, но такого войска не существовало.
216
Показание Пугачева в моздокской комендантской канцелярии 9 февраля 1772 г. // Чтения общества истории и древностей, 1848, кн. I.
217
Рапорт моздокского коменданта кизлярскому 20 февраля // Чтения общества истории и древностей, 1848, кн. I.
218
Рапорт плац-майора Повескина моздокскому коменданту Иванову 13 февраля // Там же.
Неудача на Тереке заставила Пугачева вернуться домой, но надежды его быть атаманом еще не рушились.
– Я был на Тереке, – говорил он жене, – и семейные казаки хотят меня принять; у них теперь нет атамана, они меня выберут.
Жена не верила этим словам и, зная, что мужа давно ищут, горько плакала. Как ни утешал ее Пугачев, но все было напрасно. Раздосадованный грустной семейной обстановкой, он решился сам передаться в руки правосудия.
– Когда так, – сказал он, – то поди и скажи, что я приехал.
Пугачев был арестован и отведен к атаману. На другой день его отправили в Чирскую станицу, в разыскную команду [219] к старшине Михайле Федотову.
– Ну, Пугачев, – говорил Федотов, оставшись наедине с арестованным, – дай мне сто рублей, так я напишу тебя в службу, чтобы ты вину свою заслужил, и в Черкасск не пошлю.
– У меня ста рублей нет, – отвечал Пугачев, – а пятьдесят дам.
Федотов не соглашался, и тогда Пугачев просил позволения поискать денег, на что и получил разрешение. Его отвели под конвоем к старшине Чирской станицы Карпу Денисову.
219
Команда, на обязанности которой было ловить воров и разбойников и конвоировать колодников.