Пугачев и его сообщники. 1773 г. Том 1

Дубровин Николай

Между тем сходки продолжались и число веровавших в справедливость слухов ежедневно увеличивалось; но казаки долгое время не могли найти средства, как объявить народу скрывающегося у них императора. Случай этот наконец представился, и именно когда один из казаков, по фамилии Буренин, попросил жалованья, но прапорщик Иван Терский отказал.

– Ты от боярина недавно, – сказал он Буренину при всех казаках, – а уже требуешь себе жалованья.

Это замечание оскорбило казаков, и они закричали в один голос: «Поэтому-де мы все боярские!., зачем нас в казаки принимали?» – и положили общим советом идти всем в Дубовку и там объявить Богомолова императором. Собравшись огромной толпой, казаки 30 марта отправились на хутор старшины Андрея Персидского к своему ротному командиру поручику Персидскому и объявили ему, что они имеют у себя императора Петра III, почему вместе с ним, хотя и не позволено будет, забрав казенных лошадей, пики и проч., поедут для сохранения его в город Дубовку.

О намерении казаков тотчас же было сообщено ротмистру Григорию Персидскому, который, вместе со старшиной Поляковым, прискакал на хутор. Там он увидел, что казаки оседлали уже лошадей и готовы были ехать с самозванцем в Дубовку. Персидский уговаривал казаков оставить свое намерение, но его не слушали. Казаки собрали круг и решили арестовать всех офицеров, не исключая ротмистра Григория Персидского, а самим идти в Дубовку. Один из арестованных, старшинский сын Степан Савельев, попросил позволение повидаться с государем, и когда его освободили из-под караула, то он ворвался в избу, где сидел Богомолов, и ударил его по лицу.

– Какой он государь, – закричал Савельев, – возьмите его под караул!

Казаки растерялись, схватили самозванца и сами заковали его в кандалы. Ротмистр Персидский тотчас же под конвоем отправил в Дубовку как Богомолова, так и его секретаря Спиридона Иванова. Из Дубовки, по распоряжению астраханского губернатора, они были препровождены в Царицын [178] .

2 апреля преступников допрашивали, а в начале мая последовал указ Военной коллегии, по которому велено: Богомолова и Спиридона Иванова наказать публично кнутом и, вырезав первому ноздри и поставя знаки, сослать обоих на Нерчинские заводы в вечную каторжную работу; старшинского сына Степана Савельева произвести в ту же казачью команду ротмистром и подтвердить войску, «чтобы пришлых ни под каким видом войско не принимало и в казаки не записывало» [179] .

178

Показание Спиридона Иванова. Всеподданнейшее донесение наказного атамана Волгского войска от 25 апреля 1772 г., № 327 // Московский архив Главного штаба, оп. 94, св. 10.

179

Высочайшая грамота на имя войскового атамана и всего Волгского войска от 3 мая 1772 г. // Там же.

Получив резолюцию Военной коллегии, губернатор Бекетов, находившийся в то время в Астрахани, тотчас же предписал царицынскому коменданту полковнику Циплетеву привести в исполнение наказание преступников и отправить их по назначению. В ответ на это Циплетев донес, что единственный находившийся в Царицыне палач болен горячкой и потому просил прислать другого из Астрахани [180] . Пока шла переписка об этом, пока из Астрахани выслали палача, Богомолов употреблял все средства, чтоб избавиться от наказания и бежать из-под караула.

180

Рапорт Бекетова Военной коллегии 10 августа 1772 г. // Там же.

Поместив колодников в надежном месте у Царицынских ворот, Циплетев дал инструкцию начальнику караула, капралу, содержать преступников строго и отнюдь никого для разговоров к нему не допускать. Сверх того, он приказал майору Титову и офицеру с гауптвахты поверять днем приставленный караул, а по ночам посылать рунды и дозоры. За что содержится Богомолов, никто из караульных не знал, но строгость содержания и таинственность возбуждали их любопытство, которым и старался воспользоваться преступник.

– Знаете ли вы, – спросил однажды Богомолов караульных, – государя Петра Федоровича и где он ныне находится?

– Я государя не видал и не знаю, – отвечал ему капрал Егор Васильев, – а слышал, что он скончался.

Спустя два дня после этого разговора караульный солдат Яков Прокофьев подошел к капралу Васильеву и сказал, что колодник показывал ему изображенный на теле крест и объявил о себе, что он государь. Васильев смутился, но, в смущении этом «немного часов находясь, говорил он, и сам действительно тому, что он государь, поверил» [181] . Скоро по всему Царицыну распространился слух, что содержащийся секретный колодник не кто другой, как сам государь Петр Федорович, и толпа народа ежедневно собиралась у Царицынских ворот с надеждой и желанием видеть заключенного.

181

Показание капрала Егора Васильева.

– Чего ради вы тут стоите? – спросил однажды слуга полковника Денисова, прусак Андрей Семенов, проходивший случайно мимо толпы.

– Сказывают, – отвечали собравшиеся, указывая на караульню, –

тут содержится государь, а посмотреть его не дают и к караульне не допускают.

Семенов пошел далее и затем отправился домой в Пятиизбянскую станицу, где вопрос о том, кто содержится в Царицыне, давно уже занимал почти все население, получившее известие о заключенном от ездивших в Царицын казаков и казачек.

Волнуемые своим атаманом, донцы встретили это известие не без сочувствия и надеялись, что Петр III, вступив вторично на престол, избавит их от тех нововведений, которые им грозили в будущем.

В 1758 году был выбран в атаманы Данило Ефремов, человек известный по уму и огромному богатству, которое он увеличил, обратив в свою собственность земли в верховьях рек Медведицы и Колитвы и заселив их крестьянами, частью переведенными из внутренних губерний России, а большей частью бежавшими от притеснений помещиков. Напрасно правительство запрещало донцам принимать к себе беглых и установило особых старшин для сыску людей, искавших на Дону свободы и приволья. Следуя примеру атамана, и донские старшины захватили свободные войсковые земли, построили на них хутора и стали принимать к себе беглых. Опасаясь усиления старшин и желая управлять войском самовластно, Данило Ефремов стал систематически ослаблять их влияние. Хотя все указы и распоряжения и писались от имени старшин, находившихся в составе войсковой канцелярии, «но Ефремов, когда хотел, находил возможность освободиться от их совета и в затруднительных случаях объявлял повеления от имени государыни, как прежние атаманы делали это от войскового круга» [182] . Поступая таким образом, располагая громадным богатством и имея сильных покровителей при дворе, Данило Ефремов выделил свою фамилию из среды остального казачьего сословия. Успевши снискать особое расположение императрицы Елизаветы Петровны и будучи произведен в тайные советники, Ефремов стал стремиться к тому, чтобы сделать звание атамана наследственным в своем роде. Искания его увенчались успехом, и еще при жизни своей, по соизволению императрицы, он передал звание атамана сыну своему Степану, которому и поручено было управлять войском под руководством отца.

182

Донские войсковые ведомости, 1860, № 18.

Степан Ефремов наследовал от отца жажду к неограниченному самовластию. Будучи в Петербурге в 1765 году, Ефремов представил в Военную коллегию проект о коренном преобразовании внутреннего управления Донским войском. Он предлагал, чтобы присутствующие в войсковой канцелярии старшины назначались атаманом; чтобы назначение полковников, старшин и прочих чинов в полки зависело также от атамана; чтобы суд и расправа в полках производились в войсковой канцелярии, в которой председательствовал атаман, и, наконец, чтобы большую часть денег передать в распоряжение войсковой канцелярии.

Таким образом, весь проект клонился к тому, чтобы усилить власть войскового атамана и дать ему возможность распоряжаться неограниченно не только военной и гражданской частью войска, но и всеми войсковыми суммами.

Предложение Ефремова готово было осуществиться, когда до Петербурга дошли слухи о многих противозаконных поступках атамана. В 1771 году наказный атаман Сидор Кирсанов, по выражению Ефремова, «Сидорка, носящий образ Иуды Искариотского», и старшина Юдин донесли Военной коллегии о злоупотреблениях Степана Ефремова. Они обвиняли его: 1) в расхищении войсковой казны и провианта; 2) во взяточничестве деньгами и лошадьми; 3) в тайных сношениях с кабардинскими князьями и кумыкским князем Темиром и 4) в таких же сношениях с пограничными татарами, и вследствие того уклонение атамана действовать против татар [183] . Обвинение атамана в тайных сношениях с татарами и горцами было в глазах правительства наиболее важным и могло иметь весьма серьезные последствия.

183

Всеподданнейший доклад Военной коллегии 7 марта 1773 г. // Архив Сената, копии высочайших повелений, кн. № 204.

Кирсанов писал, что во время турецкой войны в 1769 г., несмотря на представление многих собрать казаков и произвести нападение на крымских татар, атаман Ефремов хотя и собрал войско, но далее 50 верст от своего жилища не отходил, а затем распустил казаков под предлогом того, что наступило время к жатве и сенокосу.

Главнокомандующие второй армией, сначала князь В.М. Долгоруков, а потом граф П.И. Панин доносили Военной коллегии, что, несмотря на неоднократные требования о присылке казаков, Ефремов их не присылает. Военная коллегия отправила тогда в Черкесск сначала генерал-майора Опочинина, потом Романуса и затем Черепова. Им поручено было наблюдать за тем, чтобы требования главнокомандующих исполнялись немедленно. Ефремов был недоволен этим и несколько раз просил об отозвании присланных генералов, но, не добившись этого, грозил наделать много неприятностей.