Пугачев и его сообщники. 1773 г. Том 1

Дубровин Николай

Не успел Сарычев доехать до Маноцкой станицы, как в Черкасске было получено донесение старшины Чернозубова. Донесение это требовало энергичных мер, и войско, понимая всю серьезность положения дела, тотчас же отправило в Трехостровянскую станицу старшину Абросима Луковкина с поручением тайно, а если нельзя, то и силой захватить в свои руки Семенникова, Серединцова с их товарищами и отвезти за крепким караулом прямо в Царицын [203] . Луковкин успел арестовать многих сообщников, заковал их в кандалы и за крепким караулом отправил в Царицын, но Семенникова не нашел.

203

Донесение Донского войска Военной коллегии от 17 июля 1772 г.

Между тем, узнав о происшедшем на Дону и в Царицыне, императрица писала графу Чернышеву [204] : «Сделайте губернатору выговор, почему он по сию пору самозванца кнутом не

высек, а о попе велите исследовать, по какой причине он повещал бунт. Казака, который на Дон ушел в намерении подговорить сообщников, ловить как-нибудь надо и для того публиковать на Дону, чтобы казаки сами его привели, как мошенника».

Граф Чернышев на другой же день отправил от имени Военной коллегии грамоту войску Донскому, в которой просил принять меры к поимке Семенникова [205] , и сделал выговор как Циплетеву, так и астраханскому губернатору Бекетову. «Коллегия, – писал он последнему [206] , – в силу именного ее императорского величества точного повеления, отправляя к вам нарочного офицера Тобольского пехотного полка подпоручика Карташева и объявя вам свое неудовольствие, предписывает следующее:

204

Собственноручная записка от 25 июля 1772 г.

205

Грамота войску Донскому от 26 июля 1772 г., № 149.

206

Отношение графа Чернышева Бекетову от 26 июля 1772 г., № 151.

«В присутствии сего посланного к вам офицера, помянутому самозванцу [Богомолову] повеленное от коллегии и вам в сообщении от 3 мая объявленное наказание, буде еще сего ныне не учинено, немедленно учинить и под крепким караулом скованного отправить на Нерчинские заводы, и о том с сим же офицером коллегии донести». По прибытии Карташева в Царицын Богомолов и Иванов (Долотин) немедленно были привезены из Черного Яра и наказаны кнутом, причем первому вырезали ноздри и поставили знаки. 9 августа они самым секретным образом отправлены были на лодке до Саратова и переданы в распоряжение казанского губернатора для дальнейшего отправления в Сибирь. «Извольте отправить обоих, – писал Бекетов коменданту Циплетеву [207] , – на Нерчинские заводы водяным путем на лодке до Саратова, и командировать в конвой за ними при одном капитане 20 человек солдат с унтер-офицером и капралом, под видом отправления для сыску появившихся между Дмитриевска и войска Волжского Дубовской станицы воровских разбойнических партий, и приказать из Царицына вывезти их в ночное время весьма тайным образом, чтоб отнюдь никто об оном не сведал. При следовании до Саратова держаться более луговой стороны и нигде к жительствам не приставать и иметь в ночное время ночлег в пустых и скрытых местах. По привозе в Саратов отдать тех колодников саратовскому воеводе». Отсюда они должны были быть отправлены по распоряжению казанского губернатора [208] , но Богомолов не дошел до Сибири: он умер на дороге.

207

В ордере от 8 августа 1772 г.

208

Отношение Бекетова казанскому губернатору 9 августа 1772 г. // Московский архив Главного штаба, оп. 94, св. 10.

Глава 5

Происхождение Пугачева и его прошлое. – Пугачев в Черкасске, Таганроге и на Тереке. – Возвращение домой. – Арест. – Бегство в Польшу. – Пугачев у Коровки и на Добрянском форпосте. – Отправление на реку Иргиз. – Пугачев в Малыковке и Мечетной. – Поездка в Яицкий городок.

В то время, когда по станицам войска Донского разыскивали Семенникова, по тем же самым станицам, под именем раскольника и выходца из Польши, пробирался другой беглец, казак Емельян Иванов Пугачев. Бежавший из войска, давно покинувший жену и детей, он, опасаясь быть узнанным и задержанным, торопился на реку Иргиз – тогдашний притон беглых. Река Иргиз, по словам императрицы Екатерины, «уже давно укрывательством служит ворам и беглым, коим раскольники там скиты и монастыри заведшие за добродетель почитают давать пристанище»… [209]

209

Письмо императрицы графу П.И. Панину 20 ноября 1774 г. // Чтения, 1858, кн. II.

Пугачеву было всего 30 лет от роду [210] , но жизнь состарила его преждевременно, и ему казалось на вид лет под сорок. Это был мужчина небольшого роста, широкоплечий и сухощавый, смуглого, несколько рябоватого лица и с небольшой бородой, в которой пробивалась седина. Родившись в Зимовейской станице войска Донского, Пугачев в самой ранней молодости занимался вместе с отцом хлебопашеством и в действительности никогда не был раскольником. По достижении 17-летнего возраста он был зачислен на службу и еще при жизни родителей

женился на дочери Есауловской станицы казака Недюжева, Софье Дмитриевой. Прожив с молодой женой только одну неделю, Пугачев был послан в команде с прочими казаками в Пруссию, где и поступил в состав отряда, находившегося под начальством графа З.Г. Чернышева. Там он оставался до вступления на престол императрицы Екатерины II, принимал участие в нескольких сражениях, но ранен не был. В то время походным атаманом донских полков в армии был полковник Илья Денисов, который и взял Пугачева «за отличную проворность к себе на ординарцы, так как и от других станиц у него состояло для разных посылок немалое число» [211] . Однажды ночью на передовую казачью партию напали пруссаки и произвели тревогу, среди которой Пугачев упустил одну лошадь, принадлежавшую полковнику Денисову, за что и был наказан «нещадно плетью».

210

Показание Пугачева, данное Шешковскому 4 ноября 1774 г. // Гос. архив, VI, д. № 512.

211

Показание Пугачева в Яицком городке 16 сентября 1774 г. // Гос. архив, д. № 506.

По возвращении из Пруссии был публикован по всем станицам манифест о кончине императора Петра III, и казаки отпущены домой. Прожив года полтора в Зимовейской станице, Пугачев был командирован в команде есаула Елисея Яковлева в Польшу, «для выгнания бывших тамо беглых раскольников, коих оный есаул и привел в Чернигов», а затем команда была распущена, и Пугачев прожил дома года три или четыре.

Во время войны с Турцией Пугачев, уже в чине хорунжего, находился в полку Кутейникова и участвовал при осаде Бендер отрядом графа П.И. Панина. По взятии этого города полк Кутейникова был отведен на зимовые квартиры в село Голую Каменку, близ города Елизавета, где Пугачев заболел «и гнили у него грудь и ноги». В это время полковнику Кутейникову приказано было для «исправления казаков лошадьми» отпустить на Дон при старшине сто человек, в числе которых был уволен и Пугачев, как человек больной, для которого необходим был отдых. Болезнь эта тянулась довольно долго, и приходившие навещать Емельяна старики-казаки советовали ему хлопотать об отставке и ехать в Черкассы Выпросив у станичного атамана Трофима Фомина паспорт и оставив в станице жену, сына Трофима и двух дочерей, Аграфену и Христину, Пугачев в феврале 1771 года отправился на собственной лодке в Черкасск. Явившись в войсковую канцелярию, он предъявил свой паспорт войсковому дьяку Колпакову.

– Зачем ты сюда приехал? – спросил Колпаков.

– Я, батюшка, – отвечал Пугачев, – приехал сюда за болезнью своей проситься в отставку; у меня гниют ноги и грудь.

– Тебя отставить нельзя; надобно прежде лечь здесь в лазарет и лечиться, и когда уже тебя вылечить будет нельзя, то тогда отставят.

– Нет, я в лазарет не пойду, – отвечал Пугачев, – а лучше стану лечиться на своем коште.

Поклонившись Колпакову, он вышел из войсковой канцелярии вместе с неизвестным ему есаулом, советовавшим не хлопотать очень об отставке.

– На что тебе отставка, – говорил есаул, – ведь коли болен, тебя на службу не пошлют, а если выздоровеешь, то отставить нельзя.

Пугачев решился не проситься более в отставку и, придя на квартиру казачки Скоробогатой, у которой остановился, объявил ей, что от службы не отставляют, а велят лечиться в лазарете.

– Нет, Пугачев, – говорила Скоробогатая, – не ходи в лекарство, ведь оно очень трудно; покажи-ка ты мне свои ноги.

Пугачев показал.

– Лечись ты, – советовала казачка, осматривая раны, – из убитых баранов легкими, прикладывай легкое к ранам, и тебе легче будет.

Больной последовал советам, «и, покупая легкое, показывал он впоследствии [212] , три дня к ногам прикладывал, отчего и стало ему несколько легче». На четвертый день Пугачев решился уехать из Черкасска, но не домой, а в Таганрог, повидаться со своей сестрой Федосьей, бывшей в замужестве за донским казаком Симоном Павловым.

Получив разрешение войскового атамана Ефремова и наняв у вдовы Скоробогатой лошадь за два пуда пшеницы и за два пуда муки, Пугачев отправился в Таганрог. Там сестра и зять сколько рады были приезду гостя, столько же жаловались ему на свое горькое и трудное положение. Павлов жил прежде также в Зимовейской станице, но с началом Турецкой войны он вместе с другими казаками был отправлен в Таганрог на вечное житье. Казаки были недовольны таким переселением и в особенности тем, что, подобно товарищам, оставшимся на Дону, не могли сохранить своих привилегий и древних обычаев.

212

Показание Пугачева 4 ноября 1774 г. // Гос. архив, VI, д. № 512 (1).

– Здесь жить трудно, – говорил Павлов Пугачеву, – лесу нет, и ездят за ним недели по две; заведены полковники, ротмистры, и совсем не так с казаками поступают, как на Дону. Нас хотят обучать ныне по-гусарски и всяким регулярным военным подвигам.

– Как это? – спрашивал с удивлением Пугачев. – Кажется, не годится, чтобы переменять устав казачьей службы. Надобно просить, чтоб оставили казаков на таком основании, как деды и отцы войска Донского служили.

– У нас много переменено; старшин у нас уже нет, а названы вместо оных ротмистры. Когда начнут обучать нас не по обыкновению казацкому, то мы, сколько нас ни есть, намерены бежать туда, куда наши глаза глядеть будут. Многие уже бегут, да и я согласился с тремя казаками бежать.