Пуговица. Утренний уборщик. Шестая дверь
Шрифт:
Девушки слушали его, широко распахнув глаза.
– А ты, Майкл, что слышал ты? – тихо спросила Мария. И я понял, что мне не отвертеться.
– Вначале искупаемся, – предложил я. – А потом я разведу костер. У нас еще полно выпивки и закуски. Предлагаю немного размяться.
Я видел, что Мария де Пинта хочет, чтобы внимание переключилось на меня. Эд с его мускулами, очевидно, раздражал ее.
– Ну, Майкл, ты должен рассказать… – тихо сказала она.
Я знал, откуда взялось это «должен» – Мария увлекалась психологией и была уверена, что свои страхи необходимо проговаривать, чтобы «измельчать» их и таким образом окончательно от них избавиться. Она считала, что меня до сих пор преследует страх.
Но все же
Было уже около пяти-шести часов вечера, вода снова светилась изнутри. Здесь, у острова, было больше рыб – они посверкивали в глубине, как ножи.
Я выпил достаточно много, но алкоголь совершенно не брал меня. Мне, в общем-то, незачем было лезть в воду. Я представил триллер, в котором человек, страстно мечтающий напиться, не хмелеет, в то время как окружающий мир погружен в наркотический карнавал.
Мы плавали на поверхности глубокой подводной ямы. Эджидио-акула великолепно нырял и делал резкие широкие круги вокруг Марии де Пинта. Слегка огорченная Сибилла отделилась от компании, дав водный кросс вокруг ближайшего гигантского камня, а я выбрался на берег и принялся упорядочивать наш импровизированный стол. В ожидании новой партии печеной картошки Эд повел девушек на яхту посмотреть снасти для подводной охоты и поставить с борта парочку автоматических спиннингов. Я остался совершенно один среди желтых камней и подумал о незнакомке из 713-го. Что она делает сейчас? Скорее всего, сидит с группой туристов в каком-нибудь респектабельном ресторане, ест ризотто, или тушенного в вине тунца, или еще что-нибудь подобное… А если бы пригласить ее сюда? Для нее наверняка это стало бы чем-то необычным: пикник с местными жителями на необитаемом острове, со знакомой закуской и чужой водкой, отдающей анисом. Бредовая это была идея, если бы пришла мне в голову вчера во время уборки. Но сейчас она не казалась мне такой уж нереальной. Может быть, тогда у меня появился бы интерес рассказывать про акул. Если, конечно, она оказалась бы такой, какой я ее себе представлял…
…Все случилось после попойки у Бо Деррика. Этот парень из «благородного семейства» затесался в нашу компанию совершенно неожиданно. Его, так же как и меня, подцепил неугомонный Джейк Стейнбек. С той лишь разницей, что знакомство произошло на вечеринке в Санта-Барбаре у его родителей. Джейк бывал у них раз в год на день Благодарения, потому что с трудом переносил официальную одежду. С «сопляком Бо» Джейк вначале едва не подрался. А может быть, и навешал ему несколько хороших оплеух, потому что когда они ввалились ко мне под утро, у Бо был весьма потрепанный вид.
– Знакомься, это Бо Деррик, – сказал Джейк. – Будем делать из него человека. Он классно играет на банджо.
К таким визитам я давно привык. Джейк частенько вваливался в мою небольшую квартирку, как к себе домой, и тут же лез в холодильник, прекрасно зная, что у меня, как у истинного «гомо-советикуса», всегда найдется, чем закусить.
У Бо были белесые, торчащие «ежиком» волосы и почти прозрачные глаза. По носу и рукам расползлись мелкие рыжие веснушки.
– Представь, Майкл, этого парня я здорово лупил в детстве! – говорил Джейк, уплетая гренки (зная о возможности подобных вторжений, я всегда держал наготове гренки, густо политые чесночным соусом, – лучшего деликатеса для старины Джейка не существовало). – Я, правда, этого совершенно не помню. Родители рассказали. Кстати, папашка нашего друга покруче моего будет…
Родители Бо Деррика обитали в самом престижном районе Санта-Барбары и действительно считались нехилыми миллионерами (или что-то вроде того), безумно любящими своего единственного наследника. Бо оказался неплохим парнем, несмотря на то, что являлся самым примерным студентом университета, жил в роскошном особняке, подаренном заботливыми предками, и ежедневно менял сорочку.
Когда Бо Деррику подарили «Сесну», Джейк околачивался где-то на Сицилии и событие пришлось отмечать в кругу малознакомых мне однокашников бедняги Бо – он счел своим долгом пригласить меня на эту чертову вечеринку.
Теперь уже невозможно восстановить в памяти хронологию того вечера. Помню, что я сидел на низкой кушетке в окружении батареи бутылок и мне было невероятно скучно от длинных разговоров этой платиново-бриллиантовой молодежи. Уж слишком их болтовня отдавала сериальным «мылом». Я не понимал смысла шуток, а они приходили в полный восторг от острот друг друга и напоминали мне токующих тетеревов на солнечной поляне. С подобным я сталкивался и там, в своем городе, в некогда существовавшем своем мире.
В конце концов я решил подпоить «сопляка Бо», а потом высказать все, что я думаю по поводу их сраного капитализма. Конечно, я был не в лучшей форме, и на этой вечеринке явно не хватало Джейка. Уж он-то смог бы поставить всех на уши! Бо смотрел на меня тихими овечьими глазами, а я лепил ему что-то невразумительное про «мамину юбку», «тарелочку с голубой каемочкой» и «г…ную массовую культуру, от которой спастись можно только суицидом». И всячески восхвалял бродягу-Джейка, пьющего «огненную воду» у берегов Сицилии.
Розовое лицо Бо Деррика постепенно приобретало пунцовый оттенок, уши побурели, как переспелые помидоры. А потом он предложил пари: «Сесна» без труда долетит до Сицилии. Даже если бы он предложил совершить пару витков вокруг Луны, я был бы в восторге и согласился лететь хоть на чертовом помеле. Лишь бы не сидеть в душной квартире-студии среди прыщавых отпрысков Санта-Барбары.
– Молодец, старик! – сказал я, хлопая Бо по узкому плечу. – Это классная идея! Такая идея могла прийти в голову только настоящему бойцу.
Этого было достаточно, чтобы Бо скрылся в комнате и выбежал оттуда через минуту в полной экипировке, протрезвевший и готовый к подвигам. Мы большой толпой вывалились из дома и направились к новенькой «Сесне», стоящей посреди стриженой лужайки, больше напоминавшей настоящее летное поле. Перед самой посадкой более трезвые граждане свободной страны хватали нас за руки, будто было возможно удержать то, что уже сдвинулось в нас, как снежная лавина.
Бо надел шлем, второй протянул мне. Заработал мотор, и мы помчали в приближающийся рассвет, оставляя за собой огни большого города.
Внизу еще висела серая дымка, но стоило самолету прорвать ее невидимую мембрану, как на нас обрушились потоки золотого света, настолько плотные и ощутимые, что мне захотелось высунуть из кабины голову и освежиться под ними, как под душем. Самолет набирал высоту. Это была двухмоторная турбовинтовая «Сесна-421», славный «конек» для полетов средней дальности, и Бо не сомневался, что после дозаправки в Мемфисте Атлантику мы перескочим без проблем. Я не успел оглянуться, как самолет оказался за границей облаков – они уже были внизу, под нами. Небесное поле битвы предстало перед моими глазами: облака клубились, образуя самые причудливые формы, которые казались мне воинственными. Из густой молочной пены то и дело выныривали головы коней и всадников, слоновьи лбы, вздыбленные шеи верблюдов и чешуйчатые хвосты гигантских драконов. Все они, как на картинах Босха, слились в одну тревожную и в то же время величественную биомассу, в нечто, символизирующее пожирание одних существ другими. Я отчетливо видел погибающего римского легионера, насаженного на пику, чьи-то руки, последним отчаянным рывком выталкивающие на поверхность стихии скрюченное тельце младенца, гряду островов, окруженную трехголовыми чудищами, стадо бизонов, вздымающих клубы небесной пыли, раскидистое дерево, в кроне которого прятался грифон. Картинки все время менялись.