Пулемет над пропастью
Шрифт:
Утром следующего дня корабли вышли в море. Свою группу и платунг штурмовиков я расположил на дирижабле Берты. Сам же перешел на флагмана эскадры, крейсер Акула-Мару (что меня удивило здесь, так это то, что к названию всех кораблей существует японская приставка Мару). Первый курс я назначал на Ост, но когда Герольштейн скрылся из виду, приказал повернуть на зюйд-зюд-вест и дать полный ход. О конечной цели нашего путешествия, я обещал рассказать позже. А нас с Бертой пригласили в кают-компанию флагмана, где произошло взаимное представление с капитанами других кораблей. Красавица Берта затянутая в черный мундир штурм-гауптмана лейб-жандармерии, с двумя изумрудно-бриллиантовыми серьгами в прелестных ушках (на эти сережки можно было построить немаленький корабль) и с кортиком «За храбрость» на поясе, провела на мареманов убийственное впечатление. Тут была в ходу у высшего света так называемая «Goldene Kosmetik», от которой внешность у обычных лиц менялась в лучшую сторону, а у красивых прибавлялся шарм и немого менялись черты лица. Изготавливали ее магистры и стоила она по весу бриллиантов за тюбик. Берта и Эльза не имели
У нежной тонкой руки
Украл платок свежий ветер,
И пеленою чёрный дым
Лёг над высокой волной.
Блистает гордый наш герб
В лучах зари на рассвете,
Под звуки маршевой трубы
Идут матросы на бой.
Над морем тучи легли,
И враг коварен и злобен,
Но в вихре грянувшей грозы
Наш герцог снова победит
Идут матросы в поход,
И корабли бьёт в ознобе,
И дудки боцманской призыв
К орудьям нас устремит.
Мы в кильватерном гордом строю
Сбережём честь и славу свою.
Так веселей играй, труба!
И пусть горчит поцелуй на губах.
Моему исполнение на бис моряки подпевали со слезами на глазах а когда я сказал что эта песня и про абордажников тоже, майор морской пехоты все тосты подряд пытался провозглашать за меня.
А я разохотился и выдал им «Прощайте скалистые горы» (да простит меня Михаил Васьков). Но две скалы на входе в портовый залив Бремена, навели меня на ассоциации именно к этой песне.
Прощайте, скалистые горы,
На подвиг Отчизна зовет!
Мы вышли в открытое море,
В суровый и дальний поход.
А волны и стонут, и плачут,
И плещут на борт корабля…
Растаял в далеком тумане порт Бремен,
Родимая наша земля.
Короче пьянка затянулась до рассвета, и последнее, что я помнил, это как Берта играла на фортепьяно, а лейтенант цур зее Лом, записывал ноты на слух. А проснулись мы с Бертой в капитанской каюте, без капитана естественно. Вахтенный офицер доложил, что происшествий нет, суда и морские и воздушные идут по заданному курсу, из Бремена было пять запросов по нашему курсу, причем и на флагман и на остальные корабли, но согласно моему приказу, радиостанции работали только на прием, а передающие модули были опечатаны. Я не помнил этого своего приказа, но тем не менее его одобрил, подумав про себя, что талант не пропьешь. Корабли шли коробочкой и со всех палуб были слышны корабельные оркестры разучившие новые песни. А команды кораблей увидев нас с Бертой на палубе, стали вопить ура. Вот так и приходит слава, подумал я.
Глава 12
Глава двенадцатая, в которой герой вспоминает о парашютистах и собаках
Эскадру я оставил в дрейфе за линией горизонта, а сам на Бертином дирижабле, под скрытом, вылетел на рекогносцировку к острову Джонов. Зеленая стрелка указывала на особняк на дальней окраине, он был окружён высокой каменной стеной с машикулями и был увенчан квадратным донжоном с плоской крышей. Но сначала я решил исследовать порт… Там находилось у причалов и на рейде пара десятков судов из которых явно военными было три гукора, которые нашим линкорам были не конкуренты. Перед пристанью была большая площадь на которую выходили фасады множества увеселительных заведений, ресторанов, борделей, кабаре и даже чего-то похожего на цирк и все это сверкало яркими, не смотря на раннее утро, огнями рекламы, и публики на улице было немало, хотя для нее скорее это был очень поздний вечер. А первое, что бросилось мне в глаза на пристани, так это колесно-гусеничный паровой экипаж интересной конструкции. В данный момент он стоял на колесах, но по бокам под мощными приступами торчали гусеницы, то есть этот самоход мог передвигаться и по сильно пересечённой местности и мне сразу захотелось иметь такой в своем паро-парке, так, на всякий случай, а случай, как известно бывает всякий. А когда я увидел рядом с паровиком патруль стражников с собаками, то в моем
Когда в прошлой жизни, я учился в одном военно-учебном заведении, случилось в одной Восточно-Европейской стране, проклюнуться росткам буржуазной демократии, что вельми не по нраву могучему Восточному соседу и вот в ряд военно-учебных заведений пришла секретная депеша, где черным по нужному было написано: «В трехдневный срок, предоставить списки курсантов, владеющих основными Танковыми ВУС, являющихся отличниками боевой и политической подготовки и учебы, и обязательно имеющих опыт прыжков с парашютом. Начальник нашего Танкового училища, спросил своего зама по политической части- 'А морскую кавалерию им не надо ** ** ****». Но приказ есть приказ, тем более нужны были специалисты именно такого вот широкого профиля. А дело было вот в чем… Рядом со стремящимися променять светлое коммунистическое будущее, на капитализм славянами, жили Западные Германцы и рано или поздно их надо было освобождать от демократии, и поэтому на сопредельной с Германцами территории, был большой гараж с танками, для будущего освободительного похода, и танков было много. А так как данные славяне переметнулось к демократам, то танки нужно было защитить и охранить, от них самих. Так сказать — «Танк не брали на фронт — у него была броня». Для этого и понадобились надежные и знающие кадры, знавшие танковую матчасть и владеющие парашютным опытом, которые и должны были захватить эту танковую базу хранения. На первый взгляд это конечно была авантюра, но разведка доложила точно и сводный десант, героически расцвел россыпью одуванчиков в рассветном небе. Местных альгвазилов локализовали доблестные сотрудники из служб имеющих отношение, но накануне случилось страшное… Местный старший по охране танков, приказал запускать на ночь в двойную ограду базы, больших и злых пастушьих волкодавов. Скажу сразу, внутрь двойной ограды никто из парашютистов к счастью не попал, но согласно планам командования, надо было завести несколько танков и вывести их на периметр для устрашения возможных инсургентов и ожидания «легкой кавалерии из за холмов». Ну а ежели наш брат курсант, на халяву, садится за рычаги танка, то Шумахер и Паниковский могут отдыхать. Вы сами понимаете, мои дорогие читатели, что выезжать на танке через ворота, это плохой тон, но когда очень надо… Ограда была нарушена минимум в трех местах и собачки оказались на свободе. Но как дисциплинируемые восточно-европейские хунды, волкодавы побежали не наружу, а внутрь (так-как вдобавок подходило время завтрака) и радостно приступили к зачистке территории от посторонних, с надеждой заодно и покушать. Генерал командовавший операцией, еще не успел обрадоваться первой радиограмме, где доложили о том, что «синица села на рябиновый куст», как пришла вторая гласящая, что «на объектах повысилась зоологическая опасность и передвигаться по территории можно только в коробочках»…
По этому поводу, «легкой кавалерии из за холмов» дали приказ увеличить скорость движения, и когда помощь наконец подоспела, случилось самое интересное. Перед началом освобождения местных пейзан и пейзанок от демократии, был дан приказ обозначить свою технику широкими белыми полосами, ибо местная техника была таких же марок. На танках освобожденных героическим десантом, полос естественно не было. Но исходя из традиционного армейского бардака, на машинах прорыва их попросту забыли нанести, и когда машины визуального противника увидели друг-друга, началась почти паника. Слава Творцу, у обоих главно-начальствующих офицеров сторон, хватило ума начать переговоры, когда все и выяснилось.
А с волкодавами разобрались очень просто. Как писал уроженец этих мест, некий Ярослав Г. — «преданные собаки встречаются только в детских книжках», то есть охранных собачек, приманили вкусной едой в место, где их можно было изолировать и естественно изолировали, до почти добровольного возвращения их хозяев. В общем, как говаривал еще один местный уроженец Йозеф Швейк — «Всех присудили к большому штрафу».
P. S. Парашютисты мы были еще те, парашютисты. В первую очередь опыт был недостаточен и вот история моего парашютного становления…
Когда я поехал поступать в Военное училище, я постарался привезти с собой как можно больше полезных бумажек. В числе прочих был юношеский разряд по стрельбе и справка о трех парашютных прыжках. Честно говоря, я прыгал с парашютом именно три раза, но, увы, не с самолета, а с вышки.
Начальник отделения ДОСААФ, узнав, что я поступаю в ВУ, пришел в состояние благорастворения и выписал мне справку о том, что я прыгал не с вышки, а с самолета, мол, так будет круче, и добавит плюсов перед приемной комиссией. И я по молодости согласился. Поступил я успешно и без всяких справок, хотя конкурс у нас был 28 человек на место. Тогда Армия была Армией, и быть Офицером считалось честью. Потянулись (вернее — помчались) дни насыщенной учебы, но в Советском, а тем более в Армейском делопроизводстве, ни одна бумажка никогда не пропадала, особенно из личного дела. И вот высокое руководство решило прогнать нашу роту через парашютные прыжки, и ротный перед строем сказал следующее:
«Товарищи Курсанты! Те, кто вощще не прыгал, начнут с вышки, те, кто прыгал с вышки, прыгнут с неё еще разок, ну, а те, кто прыгал с самолета, полный вперед в небо…»
После получения парашютов выяснилось, что из пятерых владельцев справок, живого самолета не видел никто (полеты на еропланах ГВФ* не считаются), и это были кранты…Деваться было, в общем, некуда, признание в неадекватности справок могло закончится отчислением, а прыгать — просто страшно.
И вот «великолепная пятерка» парашютистов поднялась по трапу в «Трясовозку»*, а та-а-а-ам мы узрели парочку симпатичных девчонок с такими же парашютами как у нас. И тут одномоментно пятеро испуганных мальчишек превратились в великих парашютистов, имеющих по сто прыжков, включая сто пятьдесят ночных и двести боевых.