Пулевое многоточие
Шрифт:
– Прошу вас остановиться! Вы находитесь на частной территории и будете нести ответственность по всей строгости закона! Немедленно сдайте оружие!
Одними словами он не ограничился. Не сводя с Гурова водянистых озлобленных глаз, лихорадочно шарил то ли за поясом, то ли в заднем кармане. Желая предупредить непоправимое, Гуров холодно бросил:
– Не валяй дурака, морской волк! Я из милиции!
– Мне плевать, откуда ты, убогий! – отрывисто сказал «морской волк». – Ты здесь никто. Скинь ствол, или я вышибу тебе мозги! Не веришь?
В его руке сверкнул никелированный щегольской пистолетик. Маша
– Считаю до трех! – надменно сказал он. – Раз!
– Два! – сказал Гуров и выстрелил.
Рука капитана дернулась, пистолет сам собой выскочил из пальцев и кувыркнулся ему под ноги, исчезнув в пушистом ворсе. Ослепительно-белая ткань мундира мгновенно окрасилась кровью, и темно-красное пятно стало быстро-быстро расползаться по рукаву. Гордое выражение с физиономии капитана будто ветром сдуло. Он ойкнул и вцепился ладонью в простреленное плечо.
– Ты… Ты… Что наделал? – изумленно пробормотал раненый капитан, медленно отступая назад по коридору и, кажется, готовый уже пасть без чувств.
Все его великолепие исчезло в одно мгновение. Теперь это был раздавленный, перепуганный насмерть человек, которому больше всего хотелось, чтобы его пожалели. Но жалеть его было некому.
На выстрел стали сбегаться охранники. Гуров услышал характерный лязг автоматного затвора. Требовалось срочно прятаться в укрытие. Гуров бросился к лакированной двери каюты, которая, по словам Маши, принадлежала сейчас Подушкину, и рванул ее. Он приготовился к тому, что дверь окажется запертой, но она была открыта. Вместе с девушкой они влетели в каюту и захлопнули за собой дверь. Ключ торчал изнутри в замке. Гуров дважды провернул его и облегченно вытер пот, выступивший на лбу. В коридоре кто-то с разгона сильно врезался плечом в дверь, но быстро понял бессмысленность своих усилий. На минуту стало тихо. Видимо, бандиты за дверью совещались.
Гуров окинул взглядом каюту. Она была просторнее той, где он только что был, раза в два или даже в три. Здесь имелся даже рояль. Мебель и ковры чем-то напомнили Гурову виденный некогда репортаж о быте арабских шейхов. В золотой пепельнице на круглом столике дымилась длинная сигара. Но самого курильщика нигде не было видно.
Гуров подумал, не забрался ли господин Подушкин под диван, но сразу отбросил эту версию. Комплекция этого уважаемого человека никак не позволила бы ему проделать что-то подобное. Он бы, пожалуй, и под «КамАЗом» пролезть не сумел, даже если бы речь шла о его жизни.
Тогда Гуров, приказав Маше внимательно слушать, что происходит за дверью, отправился в ванную.
В ванной возле огромного зеркала стоял господин Подушкин в бирюзовом халате и увлеченно выдавливал прыщик, образовавшийся на его высоком лбу. Судя по всему, никакие выстрелы и никакие погони не могли поколебать уверенность этого человека в собственной неуязвимости. Он их просто не замечал.
Он даже вошедшего бесшумно Гурова заметил не сразу. Столкнувшись с ним в зеркале взглядом, господин Подушкин не испугался. Не прекращая своего увлекательного занятия, сердито буркнул:
– Ваш сервис становится чересчур навязчивым! По-моему, я дал распоряжение не беспокоить
Суровый вид Гурова и пистолет в его руке несколько озадачили влиятельного политика. Он нахмурился и оглядел Гурова более пристально.
– Что за хренота? – спросил он с обезоруживающей простотой. – Что вам здесь надо? Зачем пистолет? На нас напали пираты? Честное слово, мне все это перестает нравиться. Так я жду ответа!
– На какой вопрос? – спросил Гуров. – Если про девушку, то ответ будет «да», но только вряд ли это та девушка, которую вы ждете. Если про пиратов…
– К черту пиратов! – разозлился Подушкин. – Если вы думаете, что я на отдыхе и поэтому вам тоже можно расслабиться… Я сейчас же звоню этому… как его… Велесу и прошу вас уволить. Должны же быть какие-то рамки… Где мой мобильник? Ага, вот он! Так как ваша фамилия? – спросил он, сердито сопя.
– Полковник Гуров, с вашего позволения. Старший оперуполномоченный по особо важным делам. Так что Велесу звонить не стоит. Он не в состоянии меня уволить. Разве что убить. Чем, собственно, он сейчас уже и занимается, по-моему… Ситуация крайне двусмысленная, господин Подушкин, поэтому предлагаю вам сделать выбор. С кем вы?
У Подушкина был такой вид, будто он вместо коньяка выпил по ошибке керосина. В какой-то момент Гурову даже показалось, что он расплачется. Но Подушкин быстро взял себя в руки (все-таки он был тертый калач) и деловито спросил:
– Кто курирует операцию? А, знаю! Это наверняка происки… – Он назвал фамилию высокопоставленного чиновника, с которым у Подушкина, как слышал Гуров, были трения. – Ну что же, ноль—один не в нашу пользу… Ничего, еще не вечер! Велесу я, конечно, звонить уже не буду, а вот позвоню-ка я Петру Николаевичу! Вы генералу Орлову подчиняетесь? – Он строго уставился на Гурова.
– Не нужно никому звонить! – произнес Гуров. – Тем более что в каюте наверняка связь неважная. Давайте попробуем решить проблему по-мужски. Вы ведь государственный человек?
– А что, есть сомнения? – грозно рыкнул Подушкин.
– Имеются, – спокойно ответил Гуров. – Насколько я понял, на этом судне процветает проституция, азартные игры, бог знает что еще, владельцами и организаторами этого безобразия не платятся никакие налоги, а вы называете себя государственным человеком? Если бы это было так на самом деле, то вы бы немедленно достали бумагу, ручку, сели за стол и написали бы мне подробные показания. Все, что вам известно о незаконной деятельности господина Велеса и его команды. Вот это был бы государственный подход!
Подушкин на некоторое время потерял дар речи. Он начал постепенно багроветь и сделался таким красным, что Гуров испугался, как бы его не хватил удар. Но все обошлось, и вскоре депутат сумел с большим чувством из себя выдавить:
– Негодяй! Сопляк! Что ты себе позволяешь? Да я тебя в порошок! Пошел немедленно вон!
Он сделал движение, словно собирался броситься на Гурова. Но все же что-то его удержало – возможно, Подушкина смущал пистолет в руке Гурова, но нельзя исключить, что он сначала хотел до конца выяснить, кто затеял против него интригу. Он остановился, пожевал губами, мрачно еще раз взглянул на Гурова и махнул рукой: