Пулковский меридиан

Инбер Вера Михайловна

8

Оружием всех видов и родов Приказ был соответственно отмечен. Связист его читал у проводов, У карты — генштабист. И лишь разведчик, Кому и лишний вздох не разрешен, В тылу врага был этого лишен.

9

Один из них рассказывал: — В снегу И сам иной раз станешь как ледяшка, Но согревает ненависть к врагу. Сидишь часами — и оно не тяжко. Мороз! А в голове горит одно — Задание,

которое дано.

10

Он прав, разведчик. От глухой тропы, От точки огневой до бури шквальной, Когда столбы земли, подобно пальмам, Перерастают сосны и дубы, — Везде и всюду, явен или скрыт, Но этот наш огонь всегда горит.

11

Он партизанским полымем-пожаром Захватчиков сжигает на корню, Закован в современную броню, Старинным русским полыхает жаром. Он страшен недругам, он — бич врагов, Ему дивятся пять материков.

12

Огонь! В честь нас, людей из Ленинграда, В честь пятерых, — пять молний, пять громов Рванули воздух (мы стояли рядом). По вражьим блиндажам пять катастроф. И в интервалах первым начал счет Один из нас, сказав: — За наш завод!

13

Второй проговорил: — За наш совхоз, Во всем районе не было такого! — За сына, — тихо третий произнес. Четвертая, инструкторша горкома: — За дочку! Где ты, доченька моя? — За внука моего! — сказала я.

14

Я внука потеряла на войне… О нет! Он не был ни боец, ни воин. Он был так мал, так в жизни неустроен, Он должен был начать ходить к весне. Его зимою, от меня вдали, На кладбище под мышкой понесли.

15

Его эвакуацией за Волгу Метнуло. Весь вагон, куда ни глянь, Всё дети. Ехать предстояло долго… Так в лес детеныша уводит лань, Все думает спасти его, пока В ее сосцах хоть капля молока.

16

Он был как тот березовый росток, Который ожил в теплоте землянки И вырос на стене, как на полянке, Но долго просуществовать не мог. Хирел, мечтал о солнце, как о чуде, И вздрагивал от грохота орудий…

17

Смертельно ранящая, только тронь, Воспоминаний взрывчатая зона… Боюсь ее, боюсь в ночи бессонной. И все же, невзирая на огонь, Без жалости к себе, без снисхожденья Иду по этим минным загражденьям

18

Затем, чтобы перо свое питала Я кровью сердца. Этот сорт чернил… Проходит год — они

все так же алы, Проходит жизнь — им цвет не изменил. Чтобы писать как можно ярче ими, Воспользуемся ранами своими.

19

Используем все огневые средства Для ненависти огненной к врагу. Боль старости, загубленное детство, Могилка на далеком берегу… Пусть даже наши горести и беды Являются источником победы.

20

Преследуем единственную цель мы, Все помыслы и чувства об одном: Разить врага прямым, косоприцельным, И лобовым, и фланговым огнем, Чтобы очаг отчаянья и зла — Проклятье гитлеризма — сжечь дотла.

Глава четвертая

Год

1

Зеленым листьям наступил конец. В предчувствии грядущего мороза Уже поникла юная береза, Бледна, как необстрелянный боец. Зато рябина, с пурпуром в петлицах, Не в первый раз мороза не боится.

2

А на Неве ни шороха, ни плеска, И город ало-черно-золотой В ней отражен с венецианским блеском, С поистине голландской чистотой. Но наяву насколько он живей В исконной русской прелести своей!

3

Он все такой же, как и до войны, Он очень мало изменился внешне. Но, вглядываясь, видишь: он не прежний, Не все дома по-прежнему стройны. Они в закатный этот час осенний Стоят, как люди после потрясений.

4

Один кровоточит кирпичной раной, Тот известковой бледностью покрыт, Там вылетели окна из орбит (Одно из них трепещет, как мембрана). А там неузнаваема, как маска, Окисленная порохом окраска.

5

Осколок у подъезда изувечил Кариатиды мраморную грудь. Страдания легли на эти плечи Тяжелым грузом — их не разогнуть. Но все же, как поддержка и защита, По-прежнему стоит кариатида…

6

На Ленинград, обхватом с трех сторон, Шел Гитлер силой сорока дивизий. Бомбил. Он артиллерию приблизил, Но не поколебал ни на микрон, Не приостановил ни на мгновенье Он сердца ленинградского биенье.

7

И, видя это, разъяренный враг, Предполагавший город взять с разбега, Казалось бы, испытанных стратегов Призвал на помощь он: Мороз и Мрак. И те пришли, готовые к победам, А третий, Голод, шел за ними следом.