Пулковский меридиан

Инбер Вера Михайловна

8

Он шептуном шнырял из дома в дом, Ныл нытиком у продуктовой кассы. А в это время рос ледовой трассы За метром метр. Велась борьба со льдом. С опасностью, со смертью пополам Был доставляем хлеба каждый грамм.

9

И Ладога, как птица пеликан, Самопожертвования эмблема, Кормящая птенцов самозабвенно, Великий город, город-великан, Питала с материнскою любовью И

перья снега смешивала с кровью.

10

Не зря старушка в булочной одной Поправила стоявших перед нею: — Хлеб, милые, не черный. Он ржаной, Он ладожский, он белого белее. Святой он. — И молитвенно старушка Поцеловала черную горбушку.

11

Да, хлеб… Бывало, хоть не подходи, Дотронуться — и то бывало жутко. Начнешь его — и съешь без промежутка Весь целиком. А день-то впереди!.. И все же днем ли, вечером, в ночи ли Работали, учились и учили.

12

Студент… Огонь он только что раздул. Старательно распиленный на чурки, Бросает он в него последний стул. А сам перед игрушечной печуркой, На корточках (пусть пламя припечет), Готовит он очередной зачет.

13

Старик профессор… В клетчатом платке Поверх академической ермолки, Насквозь промерзший, с муфтой на шнурке, С кастрюльками в клеенчатой кошелке. Ему бомбежка путь пересечет, Но примет у студента он зачет…

14

Тяжелый пласт осенней темноты Так угнетал порой невыносимо, Что были двадцать граммов керосина Желанней, чем в степи глоток воды. О, только бы коптилка не погасла!.. Едва горит соляровое масло.

15

И все же не погас он у меня, Сосущий масло марлевый канатик, Мерцающее семечко огня. Так светит иногда светляк-фанатик И чувствует, что он по мере сил Листок событий все же озарил.

18

Я знаю, что в грозовой этой чаще Другим удастся осветить крупней Весь этот год, вплоть до его корней. Но и светляк был точкою светящей, И он в бореньях тьмы не изнемог. Он бодрствовал. Он сделал все, что мог.

17

И Муза, на сияние лампадки Притянутая нитью лучевой, Являлась ночью, под сирены вой, В исхлестанной ветрами плащ-палатке, С блистанием волос под капюшоном, С рукой, карандашом вооруженной.

18

Она шептала пишущим: «Дружок, Не бойся, я с тобой перезимую». Чтобы согреть симфонию Седьмую, Дыханьем раздувала очажок. И головешка с нежностью веселой, Как флейточка, высвистывала соло.

19

Любитель музыки! Пожалуй, в ней ты Увидел бы, в игре ее тонов, И впрямь порханье светлых клапанов По угольному туловищу флейты, И то, как, вмиг ее воспламеня, По ней перебегает трель огня.

20

С электролампой, в световом овале, Входила Муза в номерной завод Под сумрачный, оледенелый свод, — Там Стойкостью ее именовали… И цех, где было пусто, как в соборе, Вновь оживал. Все снова были в сборе.

21

Все нити и лучи сходились к ней, От одиночных маленьких сияньиц До величавых заводских огней, Бросавших блики на снарядов глянец, И каждый отблеск радовал сердца И производственника и бойца.

22

Бывало, Муза днем, в хлороз седой, Противовесом черной силе вражьей, Орудовкой, в берете со звездой, Стояла у Канавки у Лебяжьей И мановеньем варежки пунцовой Порядок утверждала образцовый.

23

В апреле Муза скалывала лед. Ей было трудно. Из-под зимней шапки Росинками блестит, бывало, пот. Ей в руки бы подснежников охапки… Но даже в старом ватнике — она Была все та же юная Весна.

24

Стремительна, прекрасна и строга. Крылатая!.. И рядом с Музой каждый И чувствовал и думал не однажды: «Чтобы вернее сокрушить врага, Я все отдам, и даже бытие, О Ленинград, сокровище мое!»

25

Всегда, везде, в обличии любом, К любому причисляема отряду, Она была любовью к Ленинграду И верою в победу над врагом, Надеждою… Всего не перечесть: Такой она была. Была и есть!

Глава пятая

Снова лето

1

В одиннадцать часов еще светло. Еще на западе, не улетая, Лежит заката алое крыло, И даже полночь будет золотая. Она уже в движенье привела Аэростатов легкие тела.

2

Луну, с ее лебяжьим опереньем, Зеркально опрокинула в Неву. И соловей поет в кистях сирени: «Я счастлив, счастлив, я жив-жив, живу!» В самозабвении, без тени страха, Выводит трели маленькая птаха.