Пульс бесконечности
Шрифт:
Я был искренне рад, что все уже позади.
— Мне все еще неясна связь вашего энцефалографа с вашими опытами на живых людях. Кстати, отдаете ли вы себе отчет, что подобные опыты просто незаконны?
— Ах, редактор, редактор, я считал вас умнее! Не напрасно же я все храню в строгой тайне! А что касается моего энцефалографа, то я действую совсем иначе, чем он. Я иду обратным путем. Я ищу закономерности возникновения биотоков в коре головного мозга и способ действовать на них извне. Как видите, мне это удается…
Слова Пегаса меня разозлили.
— И все-таки я должен вернуться
Пегас внимательно посмотрел на меня.
— Не увлекайтесь, редактор. К чему громкие слова? Я хочу помочь человечеству, хочу его спасти. Не больше и не меньше.
— От чего спасти, скажите, пожалуйста?
— От войны, от кошмарной, гибельной для человечества войны.
Я хотел что-то сказать, но Пегас не дал себя перебить. Его горящий взгляд был устремлен сквозь бетонную стену куда-то в пространство. Тяжело дыша, он с жаром говорил, говорил… Я еще и сегодня помню каждое его слово, каждую интонацию его голоса.
— Вас, конечно, интересует, каким путем я этого намерен достигнуть. Я открыл определенный вид гравитационных волн, которыми можно управлять, посылая их в любом направлении и на любое расстояние. Эти волны могут влиять на биотоки головного мозга, то есть на мысли человека. В этом суть моего великого открытия. Сделав его, я вначале растерялся. Я даже сам испугался возможных последствий. И вот тут-то мне неожиданно пришла в голову блестящая идея.
Моя первая задача — навсегда изгладить из человеческого мозга всякие мысли о войне. И не только мысли, но и самые затаенные воспоминания, скрывающиеся где-либо в глубине подсознания. Просто-напросто изгладить их из памяти человечества.
— А будут ли ваши таинственные лучи действовать только на эту часть памяти? — перебил я его наконец.
— Вот к этому-то я и стремлюсь. К сожалению, опыты на живых людях связаны с большими трудностями.
— Но вы же не делаете подобные опыты на людях? — испугался я.
— Пока нет. Но скоро начну. Очень скоро, поверьте мне.
Меня точно окатила горячая полна. Лишь усилием воли я взял себя в руки.
— А чем вы, собственно, собираетесь заполнить образовавшиеся пробелы в памяти?
Я не узнавал собственного голоса. Пегас улыбнулся снисходительно.
— Волнуетесь? Мне понятно ваше волнение. Я сам вначале переживал подобный кризис. Видно, вы начинаете меня понимать. О пробелах в памяти я тоже подумал. Я заполню их тем лучшим, что было создано человечеством. Просто я запишу в очищенный человеческий мозг содержание библиотеки, которой вы только что восхищались наверху. И когда по всему свету разнесутся мои благотворные волны, каждый станет немножко Аристотелем. Платоном, Декартом или Гете и Достоевским. От каждого философа и классика литературы я возьму лучшее, самое благородное.
— А вы представляете, какая каша образуется по вашей милости в голове человека? И где ручательство, что вы, личность с ярко выраженными индивидуальными склонностями, выберете из культурного наследия человечества самое лучшее?
— У меня для этого достаточно широкое образование, можете не беспокоиться, —
Чем дальше, тем сильнее росла во мне уверенность, что я разговариваю с человеком, который уже давно перестал разумно мыслить. Однако я все еще не отказался от надежды убедить его.
— Согласен, ваше открытие и в самом деле имеет громадное значение. Так почему бы вам не отдать его в руки общества? Почему вы беретесь за такое сложное дело в одиночку, в глухой норе? Сомневаюсь, чтобы вам, одиночке, удалось построить настолько сильный передатчик, чтобы охватить весь земной шар.
Пегас судорожно вцепился в крышку стола.
— Пока я не доведу свой план до конца, до тех пор не выпущу из рук своего изобретения. Вы способны вообще представить себе, как могут люди воспользоваться моим передатчиком? Похитить его у меня, украсть, и тогда обо мне и не вспомнят. Разве мало гениальных открытий было подобным образом похищено? Да, мой гравитационный передатчик меня действительно сильно беспокоит. Но я не унываю. Судя по предварительным расчетам, его мощность может быть невелика: меньше, чем у обычной радиостанции.
— А вас не выдаст увеличенный расход электроэнергии? — возразил я.
— Нет, энергию я беру прямо из сети, минуя счетчик… в интересах человечества, — усмехнулся Пегас.
— Удивительно, — сказал я не без злорадства. — Вы боитесь, как бы у вас кто-нибудь не украл ваше изобретение, а сами, мягко говоря, обираете человеческое общество чуть ли не на каждом шагу. Правда, вы говорите, что это в его же интересах. Но где гарантия, что вы сами не злоупотребите своим изобретением, что вы сами не обратите его против человечества?
Тяжелое лицо Пегаса побагровело,
— Не заходите слишком далеко, редактор. Я честный человек.
Я собрался было возразить, что честный человек не крадет, но побоялся обострять положение.
— Мир нельзя спасти никакими таинственными лучами, — сказал я внешне спокойно. — Человечество уже пробудилось ото сна. Я искренне верю, что последняя мировая война была действительпо последней. Для войны сейчас нет времени. Первый советский спутник Земли, чьи сигналы вы поймали и передали мне но телефону, устремил взоры человечества вверх, в космос. Оставьте в покое мозг человека, это опасно и не нужно. Мозг — чувствительный орган. Это вам не ваш электронный Ферда, с которым, переключая контакты, вы можете делать что вам вздумается. Пегас некоторое время молчал. Я уже по наивности начал надеяться, что мои горячие слова на него подействовали. Но он разрушил эти надежды, как карточный домик.
— Все красивые слова, редактор! Вы недооцениваете опасности войны. Нам не понять друг друга. Вы литератор, а я хладнокровный ученый. Я знаю, что делаю. Не могу же я допустить, чтобы голем, которого вызвала к жизни наука и техника, раздавил население этой планеты. А голем уже шагает, сокрушая все на своем пути. Я иду рядом с ним и только ожидаю удобного момента, чтобы превратить его снова в мертвую глину.
— Я не совсем понимаю вас. При чем тут голем?
Пегас сощурился, точно ему в глаза попал дым от сигареты.