Пуля для императора
Шрифт:
Обернувшись, я отметил на лице дочери английского посла животный страх.
– Воистину, поступок, достойный европейских джентльменов, – прорычал я, изо всех сил пытаясь разорвать путы на запястьях. Увы, добился лишь того, что верёвки ещё крепче врезались в кожу.
– Мой друг – дитя весёлой Франции, – беззаботно пожал плечами немец. – И уж поферьте мне, его парижская юность прошла столь бурно, что бетняге пришлось бежать из тюрьмы. Однако, когда он попал к нам, мы сразу поняли, какого реткого специалиста приобретаем в его лице. Напомните нашим
– Ах, прраво, сущие мелочи, – в голосе француза послышалась нотка плохо скрываемого раздражения. – У них не было доказательствь, суд являл собой прросто насмешку над законом. Из четыррнадцати тррупов девушекь они смогли обнаружить лишь шесть, к тому же ни один медик не мог точно сказать, когда они умеррли – до или после изнасилования. Ah, diable, да кому вообще могли быть интерресны эти прровинциальные шлюшки…
– Здесь дама, – укоризненно протянул немец.
– О, да! Как я мог забыть?! Pardon, мадемуазель, надеюсь, вы прростите мне мою несдерржанность? Обида ещё слишкомь свежа в памяти…
Я заскрипел зубами так, что на дёснах выступила кровь. То, о чём они говорили, не могло быть правдой, это немыслимо, потому что это…
Года три-четыре назад все европейские газеты писали о страшном маньяке, «перпиньонском мяснике», как его окрестили газетчики. Молодой человек из хорошей семьи убил и изрезал в лоскуты четырнадцать сельских девушек. Там было море крови…
Когда его взяла полиция, народ дважды штурмовал тюрьму, требуя неминуемой казни негодяя. Потом он бежал из камеры смертников и, как уверяла пресса, утонул в море, пытаясь переплыть на рыбацкой лодке Ла-Манш. Видимо, он всё-таки его переплыл…
– Перпиньонский мясник!
– Прриятно осознавать некоторрую известность, хотя и не вполне мною заслуженную, – вежливо качнул кудряшками француз. – Я не занимался рразделкой трруповь, подобно гррубому мяснику, я творрил искусство!
– Довольно, – без малейшего раздражения перебил нас немец. – Херр Строгофф, у фас ровно минута на размышление. Либо фы говорите нам всё, либо фаша подружка ляжет под моих китайцев. Время пошло.
Я кинулся на него с места, вложив в бросок все силы, какие ещё оставались. Мне даже удалось поймать его за горло связанными руками и почти придушить, если бы не староста и китайский офицер. А после трёх или четырёх тяжёлых ударов по затылку сознание вновь стало покидать меня и перед глазами поплыли разноцветные круги.
– Значит, фы не хотите… понимать… нас по-хорошему, – откуда-то издалека донеслось до меня. – Оттайте эту грязную девку золдатам!
Я попробовал было вновь поднять голову, но был безжалостно остановлен коротким ударом ноги под рёбра. Страшно завизжала Энни. Прозвучало несколько ругательств на французском, потом раздался треск разрываемой ткани и…
– Чего вам, милейший?!
– Дык мужички же, говорю…
– Вы не фовремя со своими мужиками!!!
– Дык нету их, – сквозь гул в ушах до меня наконец дошло, кто это говорит. – Ушли, ить, мужики-то, ваше высокое благородие.
– И что, дьявол вас рраздерри?! Неужели вы не видеть, что несколько мешаете нам рразвлекаться!
– Подожтите, – лениво вмешался немец. – Что значит – фаши мужики ушли? Почему фы считаете это чем-то важным? Думаете, они решили предать нас?
– Дык, что же… Все мужики, все, от мала до велика, в лес ушли! Село пустое стоит, одни бабы по избам позапирались. Кабы до соседей не дошло. А что, ежели сам губернатор прознает? Он у нас из генералов, характеру крутого, ну как не обрадуется вашим друзьям китайцам-то…
– Дьяволь, и вы из-за такой мелочи смеете пррерывать нас?!
– Заткнитесь, друг мой! – немец поднял меня за грудки и рывком поставил на ноги. – Вы федь всё слышали, ферно? Итак, планы меняются. У нас больше нет фремени на игры и уговоры. Вы скажете нам фсё, и сейчас. В противном случае я просто пристрелю её…
Он шагнул к забившейся в угол комнаты Энни, её платье было порвано на груди, но и лицо французского насильника украшали кровоточащие царапины.
Значит, она защищалась, с каким-то глубоким удовлетворением подумал я. Какая храбрая девочка! А вслух сказал:
– Хорошо. Я всё расскажу. Оставьте её.
– Всё, херр Строгофф! И про это тоже, – немец кивком головы указал на кошелёк с золотом, что был взят мной в пещере.
– Но вы отпустите мисс Челлендер.
– Слово офицера немецкого генштаба!
Ого… Следовательно, вот на каком уровне ведётся игра. Я-то наивно полагал, что эти люди всего лишь шайка авантюристов, охотников за сокровищами, действующих в чужой стране на свой страх и риск…
– Дык а с нами-то что, господа хорошие? – трусливо уточнил староста.
– Не фолнуйтесь, милейший. Мои золдаты быстро отыщут ф лесу ваше мужичьё и фернут домой.
– Ну да, ну да… русского охотника кто в тайге сыщет… – неуверенно пробормотал мужичок, лихорадочно вытирая рукавом выступивший пот на лысине.
Энни смотрела на меня круглыми глазами, полными слёз. Я, как мог, ободряюще улыбнулся ей окровавленными губами. Всё будет хорошо, он же дал слово. По крайней мере в отношении её. Меня они не выпустят живым, это даже не обсуждается…
– Строгофф?!
Я прокашлялся, кивнул и начал рассказывать всё.
От того момента, как я принял серебряный браслет Цепных Псов, до сих пор утяжеляющий мою правую руку, и вплоть до того, как мы вошли в священную Белую гору под знаком буквы S, или удил Чингисхана.
Рассказал о записной книжке моего отца, о том, что мы видели в пещерах, о золотом запасе ордена, о серебряном саркофаге, где покоится прах величайшего из воителей, создателя империй и разрушителя миров, покорителя народов!
Воителя, чьё имя человеческой кровью вписано в анналы истории, на звёздном Млечном Пути и до сих пор вызывает в душах людей подсознательный страх, переходящий ночью в неконтролируемый, дикий ужас.