Пуля-Квант
Шрифт:
— Марево как марево. Может, это туман такой. Снега в Зоне вон сколько не было, а тут за несколько дней навалило и не тает.
Захрустел наст под ботинками.
— Нет, — откликнулся Курортник. — Это точно какая-то аномалия. Может, не совсем аномалия, но какая-то природная закавыка. Явление атмосферное, рефракция, но в том, что здесь без вмешательства Зоны не обошлось, я уверен.
Опять заскрипел снег* — похоже, оба куда-то побрели.
Я выдохнул. Ну наконец-то, с облегчением вас, Константин Николаевич, и больше так не затягивайте, а ходите в туалет вовремя. Застегнул пуговицы
Курортник с Пригоршней исчезли.
Накатила мягкая волна, тело поплыло куда-то, я упал спиной в снег…
Каркнул ворон, закачалась ветка. Да чтоб тебя!.. Я почти машинально вскинул пулемет и короткой очередью сбил птицу. Черная тушка взорвалась, разлетелись перья, с веток осыпалась белая пороша.
Глава 10
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Курортник… — позвал я. Твою мать! Вот тебе и природная закавыка. И что? И куда все делись, ну не разыгрывают же они меня. Это глупо.
— Леха, Пригоршня!!! — прокричал я во все горло.
Так, спокойно, Лабус. Думай. Думай, что случилось. Ты пошел отлить. За спиной мялись двое: командир и сталкер-одиночка. Предположим, что их сожрала эта долбаная аномалия без шума и пыли…
Я поднялся на ноги, сделал пару шагов. Оглядел истоптанный снег. Вот тут стоял Пригоршня, и куда он пошел? Ага, к мареву. А вон следы Курортника, он у самой границы марева топтался — должно быть, тыкал пальцем в полупрозрачную рябую плоскость…
Ох, не люблю я аномалии. Не по душе мне все это, набожный я человек.
Я посмотрел по сторонам, будто кто-то мог за мной наблюдать. Перекрестился, зажмурился и шагнул в марево.
Открыл глаза — кругом заснеженный лес, кусты, ветер в кронах гуляет.
Обернулся — тот же пейзаж, только слегка размытый туманом аномалии. Следы наши видны. Вот в чем прав Пригоршня, так это…
— Во бред! — произнес я.
Поскрипев зубами, развернулся в одну сторону, в другую.
Думай, думай! Курортник здесь стоял, к нему подошел Пригоршня, и они испарились. Но я-то вот — живой. И Леха чуть раньше границу переступал туда-обратно. Я потыкал пальцем в марево — ничего. Задрал голову — «стена» убегала ввысь и терялась на фоне серого неба. Как тончайшая маслянистая пленка, только как ее, стенку-пленку эту, подвесили? Что за сила держит вертикальную плоскость, исчезающую в низких серых тучах, и заставляет ее колыхаться? И почему аномалия пропускает сквозь себя, не задерживает, не оказывает сопротивления, а кого-то и…
Так, я не туда забрался в размышлениях. Надо заново…
ПДА! Болван, Лабус, болван! Я закатал рукав. Привычная картинка: карта, иконки, только нет тех, которые показывают Курортника с Пригоршней или еще кого-то. Я врубил сканер. Проверил все режимы, даже подключил функцию поиска беспроводных устройств. Сканер исправно обнаружил мой ПДА.
Радио! Лабус, ты дважды болван, остался один и растерялся. Старый становлюсь…
Я щелкнул радиостанцией — шипение в наушнике. Запросил пост, отряд. Молчание. Вызвал Курортника — тишина. Вот она, мапупа, получи, Лабус.
Расстегнув
Гоняй, гоняй кровь в черепушке, Лабус, — что же ты такое упустил? Что-то важное. Где разгадка? В чем? Прокрутим события вновь: я стоял возле куста, спиной к мужикам, Курортник докладывал по радио в отряд, потом они с Пригоршней обсуждали марево и… И? Я повернулся, их нет, волна невесомости накрыла! Вот!
— Волна, — прошептал я.
Опустился в снег, сложил ноги по-турецки, очки сдвинул на глаза, застегнул ремешок шлема и стал ждать.
Пейзаж слегка расплывался, очертания деревьев были нечеткими — а когда издалека смотришь, заметить марево почти невозможно.
Я глянул на часы — с момента последней волны прошло около пяти минут. Так, прикинем интервал между волнами. Есть ли тут закономерность? Первая волна накрыла нас, когда на связи был начальник разведки. У Курортника радио еще отрубилось. Потом мы снарядились, хотели выступать, и тут вновь повторилось — интервал минут десять, пятнадцать. Потом подобрались к мареву, покидали гайки и болты, обсудили, Курортник туда сунулся, я пошел по делу — между второй и третьей волнами также прошло минут пятнадцать. Значит, — я опять посмотрел на часы, — значит, еще от силы пару минут…
Я поерзал, поправил лямки рюкзака, пулемет перевесил на грудь, проверил патронную ленту — все в порядке. Ждем. Снова поерзал и решительно отключил все электронные устройства. На всякий случай.
И тут воздух подернулся дымкой, пожелтел, как лист старой бумаги, исчезли деревья, кустарник… Лист превратился в огромное сито. Сквозь тысячи мелких дырочек вновь проступили лес, снег, кусты, но возникло ощущение, что вокруг сумерки.
Окружающее надвинулось на меня, облепило, обволокло, почернело, словно к листу бумаги поднесли зажигалку.
Я, кажется, заорал, но голоса не услышал. Зажмурился. Тело стало легким, как пушинка, и вдруг…
Пулемет потяжелел, я услышал собственный сдавленный крик. В спину кто-то толкнул, навалился сверху, обхватив шею, зажал рот. Прошипел в ухо:
— Тихо, Лабус! Молчи!
Курортник, Леха! Да я готов молчать целую вечность! Узнал твой голос…
Командир, убрав ладонь, схватил меня за плечо, перевернул. Куртка и штаны масккостюма вывернуты наизнанку — зачем он переоделся в хаки?..
Я осмотрелся — кругом лес, бурая земля вперемешку с замерзшими листьями усыпана рыжей хвоей, вверху серое небо. Снега нет…
Курортник приложил палец к губам, указал мне за спину. Я обернулся. За деревьями едва виднелись фигуры людей — шли цепочкой по одному. Я отполз за дерево, прошептал:
— Кто?
— Похоже на «Свободу». — Он уже следил за сталкерами в бинокль.
Я огляделся — метрах в трех от нас сидел Пригоршня.
— Переоденься пока, — сказал Курортник.
Я расстегнул грудную перемычку, стянул рюкзак, перебросил ремень пулемета через голову и поставил оружие на землю. Скинул разгрузочный жилет, высвободил руки из куртки, выворачивая рукава. Сбросил с ботинок снегоступы. Теперь поясной ременьт штаны, все это наизнанку… Ну вот и готово.