Пуля нашла героя (География одиночного выстрела - 3)
Шрифт:
И милиционер, взяв стакан в руки, усмехнулся.
— Как назовешь? — спросил он, весело глядя на все еще озабоченного Добрынина.
— Дмитрий… — негромко сказал Добрынин, уставившись на аппетитную поджаристую картошку.
— Ну, за твоего сына Дмитрия! — весело произнес Федор.
— Он не мой сын, — сказал Добрынин, но голос его почему-то звучал неуверенно.
— Да перестань! — оборвал его милиционер. — Ты что! Давай, выпей! Дочку хотел, что ли?
И милиционер Федор осушил залпом стакан и с жадностью стал есть картошку.
Добрынин тоже выпил спирт. И, не обращая внимания
— Закуси, закуси давай! — возмущенно проговорил милиционер. Казалось, он начинал злиться на хозяина квартиры, находя его поведение, по всей видимости, слишком странным.
Добрынин кивнул и тоже принялся за картошку.
Глава 19
В Ялте наконец наступила зима, но зима эта была дождливая и сырая. Море иногда бурлило, набрасываясь своей грязной волной на пустынный галечный берег. Качались на воде у причалов прогулочные теплоходы в ожидании будущего ремонта и рабочего лета. Их человеческие имена глядели с поцарапанных ржавчиной бортов тоскливо и немо.
Костах Саплухов работал с утра до позднего вечера. Распорядок дня он изменил и теперь записывал попугая Кузьму на магнитофон с утра до обеда, а затем занимался сортировкой и определением авторов уже отпечатанных в двух экземплярах стихотворений, составляющих удивительно богатый интеллектуальный багаж птицы.
Из Москвы прислали еще три посылки с чистыми магнитофонными бобинами, а Саплухов отослал в родной институт четыре посылки с уже записанными.
Писатель Грибанин поехал на весь январь домой, в Переделкино. Собирался попить водки со своим редактором и вычитать первый том романа о первом наркоме здравоохранения Семашко.
Скучновато было теперь Саплухову, и чтобы как-то отвлечься от этой скучности зимней крымской жизни, он с головой погрузился в научный труд.
Секретарша Нина Петровна тоже стала работать с двойной отдачей, без устали стрекоча пишущей машинкой, — и она ушла с головой в труд, чтобы легче было дожидаться возвращения писателя Грибанина, к пьяной романтической ласке которого она так здесь привыкла.
А за окном большую часть дня лил дождь. Но падал он на зеленые пальмы и кипарисы, и эта обманчивая вечнозеленая картина природы еще больше давила на Саплухова, заставляя его думать о вечной осени.
Лучше б уж снег, просил он природу. Но природа была дождлива и безответна.
Наступило очередное январское утро. Покормив попугая лущеными семечками и напоив лимонадом — так как вода с утра не шла ввиду поломки, ученый выпустил Кузьму из клетки, настроил магнитофон и микрофон, проверил, не забегает ли стрелочка уровня записи за красную черту, и, повернувшись к уже устроившемуся на правом плече попугаю, сказал: «Говори, читай свои стихи! Птица!» Попугай покрутил клювом, покосил одним глазом на своего нового хозяина, потом наклонился поближе к микрофону и стал читать «Василия Теркина».
Читал он долго и без выражения. Видимо, потому, что не видел перед собой заполненного слушателями зала.
Закончил как раз к обеду.
— Ну хватит, — тяжело вздохнув, сказал Саплухов, снимая с ноющего плеча птицу. — Хватит на сегодня!
Он сунул Кузьму в клетку, закрыл дверцу и добавил
Он зачерпывал гущу большой алюминиевой ложкой, потом макал пампушку в чесночный соус и заедал ею с огромным удовольствием.
А за широким окном лил дождь. Нина Петровна почему-то запаздывала к обеду. «Работает еще», — подумал ученый и прислушался, не доносится ли и сюда стрекотанье ее машинки.
Но в столовой был слышен только дождь. Еще несколько писателей обедали за соседними столиками, но в основном было удивительно тихо и спокойно.
Доев борщ, Саплухов задумался о попугае.
Второе блюдо еще не принесли, и поэтому думалось ему легко.
Думал ученый о двух огромных папках-скоросшивателях, заведенный им для сортировки отпечатанных секретаршей стихотворений. В одну папку он откладывал стихи с уже определенными авторами, а в другую — стихотворения, авторов которых ему еще предстояло определить. Некоторые из них явно принадлежали одному поэту — об этом свидетельствовали стиль, образная и метрическая системы произведений. Но с другой стороны, в Союзе писателей СССР насчитывалось около шести тысяч только живых поэтов, не говоря уже об умерших. Так что было среди кого искать авторов.
Официантка в белом подкатила тележку к его столику и опустила плавно на белую скатерть тарелку с горкой плова, на верхушке которого медленно и красиво таял квадратик дополнительного холестерина — вологодского масла.
Появилась Нина Петровна. Сразу принялась за остывший борщ.
— Приятного аппетита! — сказал ей Костах.
— Спасибо, Константин Вагилович, и вам тоже, — ответила она. Потом вдруг опустила ложку и, глядя на ученого, сказала: — Такие стихи сейчас перепечатывала! Просто поразительные. Не могла из-за машинки встать, пока не допечатала. Когда узнаете, кто автор, обязательно скажите мне! Очень они мне нравятся.
— А о чем стихотворения? — поинтересовался ученый.
— О медведях, о семье медведей в тайге… такие трогательные…
Саплухов кивнул. Эти стихотворения нравились и ему, но лежали они во второй папке-скоросшивателе, так что автора их еще предстояло определить.
— Скоро товарищ Грибанин вернется, — сладко произнесла, прихлебывая с ложки борщ, секретарша. — Веселее будет за столом.
Она ожидала подтверждения от своего начальника, но тот промолчал.
Он думал об этих необычных красивых стихотворениях, которые так понравились его секретарше. Соблазнительная мысль высказала предположение, .что имя этого поэта еще не известно широкой публике, а в таком случае Саплухову грозила слава открывателя нового имени. И он улыбнулся.
— Но так много работы, так много работы… — проговорила Нина Петровна, вопросительно глядя на задумавшегося Саплухова. — Просто не верится, что попугай все эти стихи на память знает! Я и десяти не смогла бы выучить…
После обеда Саплухов вернулся к своему рабочему столу.
Нина Петровна принесла пачку перепечатанных произведений, разложенных на 1-й и 2-й экземпляры.
Саплухов отложил пачку вторых экземпляров, а первые придвинул к себе и наклонил голову над верхним листком.