Пуля с Кавказа
Шрифт:
Лыков решил воспользоваться их уходом и спросил Даур-Гирея:
– Иса Бечирович, что вы думаете насчёт денег Артилевского? Конь, оружие, привычки – откуда всё это?
Ротмистр выпятил грудь, как Скалозуб, и ответил с презрением:
– Вы, господин коллежский асессор, привыкли там у себя в Департаменте полиции, ко всякой сволочи… А тут офицеры. Тут доносчиков нет.
Лыков разозлился, хотел ответить соответственно, но его опередил Таубе. Он подошёл, сказал:
– Дай-ка мне то, что лежит у тебя в левом внутреннем кармане.
Лыков, досадуя, протянул барону крохотный свёрток. Тот развернул тряпицу, вынул
– У вас такой есть?
– Нет, – ответил тот смущённо.
– Возможно, что и не будет никогда. [78] А у Лыкова имеется. Он с восемнадцати лет под пулями, семь раз ранен. И вы собираетесь учить Алексея Николаевича понятиям чести?
– Виноват, – ответил Даур-Гирей. – Но этот вопрос…
– Правильный вопрос. Не находите? Как только мы свернём со столбовой дороги и подымемся на Богосский хребет, всё станет иметь значение. Тем более, такая важная вещь, как происхождение капиталов нашего войскового старшины. Итак, какого вы о нём мнения?
78
Знак отличия Военного ордена (т. н. солдатский Георгий), который есть у Лыкова, формально орденом не является (орден может получить только офицер). Но среди офицерства такие солдатские кресты ползовались ещё большим уважением, чем собственно орена Св. Георгия, поскольку вручались решением Георгиевской Думы – собранием всех солдат-георгиевских кавалеров подразделения. Таким образом, подвиг оценивало не начальство, а сами солдаты, что и делало награду особенно почётной и труднодостижимой.
Ротмистр смутился.
– Ну… насчёт денег всё просто. Эспер Кириллович покровительствует контрабанде.
– Контрабанде? – хором спросили сыщик и разведчик.
– Да. Это никакой не секрет. Через Гунибский округ идут из Турции и Персии большие партии специй. Корица, шафран… Товар дорогой. С учётом пошлин он делается для населения Европейской части России почти недоступным. Артилевский организовал по всему округу систему его доставки и сопровождения. Охрана, складирование и даже фасовка. В Темир-Хан-Шуре он передаёт доставленный груз армянам, и те уже везут его дальше.
– А… почему вы не сообщили мне это ранее?
– Здесь это обычное явление. Кавказ – все чем-нибудь промышляют, от начальника области до урядника. А вы люди столичные, специфики не знаете…
– Понятно. Делаю вам замечание, ротмистр. Игры в индейцев скоро закончатся. О людях, с которыми бок о бок идёшь на Лемтюжникова, нужно знать подобные вещи заранее. Артилевский – какого вы вообще о нём мнения?
– На Кавказе о таких говорят: «он ведь турецкого Генерального штаба». Или ещё: «кончал Моздокский университет». Другими словами, Эспер Кириллович учился в поле. В первый офицерский чин был произведён из юнкеров за храбрость. В России оставался бы вечным капитаном. А здесь, на безлюдье, вышел в штаб-офицеры. Ума невеликого, но практического. В общении лично мне он неприятен, но это ещё ни о чём плохом не говорит.
– А Ильин? Этот чем промышляет?
– Капитан Ильин служит честно. Уличить его совершенно не в чем.
На этом деликатный разговор закончился, и ротмистр тоже отправился пройтись по аулу. Алексей же сказал барону:
– Помнишь, что было в той записке? «В офицеров не стрелять». А в форме ходите вы трое: ты, Ильин и Артилевский. Мы с Дауром носим горский костюм. Это значит, что ротмистр освобождается от подозрений.
– Ты ему просто симпатизируешь.
– Но ведь фраза из записки – это факт!
– Нет, не факт. Скажи, какой шнур к револьверу носит Даур-Гирей?
– Уставной, трёхцветный.
– Правильно. Офицерский. Жёлто-бело-чёрный. А ты какой?
– Чёрный, фельдфебельский. Он прочнее.
– А теперь согласись, что горцы всегда очень внимательны к мелочам. И яркий трёхцветный офицерский шнур увидят издали.
– Ты прав, – погрустнел Лыков. – Жаль; по-моему, он славный парень. Значит, под подозрением по-прежнему все трое.
– Да. И пока они отсутствуют, подумаем вот о чём. Сейчас тот из них, кто изменник, передаёт сообщение людям Малдая. Полагаю, что на дороге к Голотлю нас опять будет поджидать засада. Попытаемся догадаться, где это должно случиться.
Барон развернул подробную военную карту Дагестана – три версты в дюйме.
– Посмотри вот сюда. На восьмой версте от Карадаха прямо над дорогой низко нависает утёс. За ним, на небольшом плато, стоит маленький аул Ганода. Он соединён тропой с крупным селением Телетль, которое, в свою очередь, имеет быстрый выход к переправе через Койсу у Голотля. То есть, напав на нас здесь, абреки при любом раскладе смогут быстро убраться за Койсу. И таким путём, которым мы не сможем их преследовать. Поскольку они будут над нами, сверху. Согласен?
Лыков внимательно рассмотрел карту и ответил:
– Ты прав. Дорога по правому берегу Койсу тянется на двадцать семь вёрст. И на всём протяжении не имеет второго такого удобного места для засады, как это. Поехали.
– Хочешь осмотреть заранее?
– Конечно. Пока никого нет. А чтобы наша вылазка осталась в тайне, возьмём казачьих коней.
Лыков и Таубе на чужих скакунах махнули по дороге на Голотль. Хорошо разработанное шоссе позволяло ехать быстро. Уже через полчаса питерцы оказались под утёсом.
– Идеальное место для засады! Спрятаться негде. Справа пропасть, слева скала; нас перебьют, как мух.
– Вернёмся теперь назад, вон к тому повороту.
Не доезжая двести саженей до утёса, дорога делала изгиб. За этим изгибом можно было укрыть отряд. И здесь же скала слоилась такими удобными уступами, что по ним, как по лестнице, можно было легко подняться на плато. И оказаться на одном уровне с вражескими стрелками.
– Смотри, – показал Лыков, когда они взошли на плато. – Вон там тропа к аулу Ганода спускается в лощину. Именно в ней абреки спрячут лошадей – их ниоткуда не будет видно. Если мы подкрадёмся и перекроем эту тропу – не уйдёт никто.
– Как полагаешь, они оставят коновода?
– Нет. А зачем? Стреноженные кони никуда не денутся. А их всего пятеро, каждая винтовка на счету. Все засядут на утёсе…
Лыков с Таубе рысью спустились обратно на дорогу, вернулись в аул, и вовремя. Через полчаса, один за другим, все трое офицеров вернулись на этапный двор.
– Что агент? – спросил барон у Ильина. – Не видел он недавно проезжающих дидойцев?
– Говорит, что нет.
– Тем лучше. Через полчаса выступаем. Дорога, будто бы, хорошая; темнеет поздно. Успеем засветло добраться до Голотля.