Пуля
Шрифт:
— Иди, — прошелестел позади меня мерзкий голос Змея.
— Сейчас, — ответил я и протянул Кате щенка.
— Возьми. Он голодный. Не бросай его, пожалуйста — произнес я.
Катя как сомнамбула протянула руки и взяла собачку. А я провожаемый Змеем, прошел в дом, где меня поместили в погребе, и не подумав дать что-то поесть или попить. Впрочем, я уже ничего не хотел. Мне хотелось только спать. Но лечь было некуда. В углу валялись какие-то тюки. Сначала мне показалось, что это матрацы, но, подойдя ближе, я понял, что это стекловата. А больше в погребе почему-то ничего не было. И тогда я сел просто на холодный
Все тело затекло. На рулоны стекловаты я уже давно поглядывал с вожделением, и только здравый смысл останавливал меня от того, чтобы не броситься в эти губительные, но такие с виду сладкие и мягкие объятия. Сидеть на полу было холодно. Я вставал, садился, снова вставал, пытался лечь, поднимался… Так продолжалось бесконечно. И это мне, человеку, который мог заснуть в любом месте, в любой позе при необходимости, было некомфортно… Прежде при надобности я мог как Штирлиц, заснуть на двадцать минут, чтобы дать отдохнуть организму.
Ледяной пол казался мне не меньшим врагом, чем Бек, Большой или Захаров. Сейчас, когда на меня накатилась такая страшная усталость, мне хотелось хотя бы часа покоя. Но такой роскоши мне почему-то предоставить не захотели. За стеной грохотали какие-то железки, прохаживались люди, что-то непрерывно бормоча себе под нос. В щели под потолком мелькали неясные тени.
Загрохотали засовы. Меня охраняли, словно графа Монтекристо в замке ИФ. Я фыркнул. Бежать мне все равно было некуда. В темной стене возник белый прямоугольник, из которого хлынул свет.
— Пошли, — послышался мне голос Змея. Я поднялся с пола. Змей держал руку на поясе, как в дешевых вестернах — тоже, наверное, любит смотреть. Я хмыкнул вторично.
— Похихикай мне, — окрысился Змей, усмотрев, видимо, в моем фырканье, насмешку для себя.
Меня повели прямо в те самые апартаменты, где еще недавно допрашивали и били по голове. Видимо, именно там Захаров принимал самых дорогих ему гостей. Принять ванну, выпить чашечку кофе мне почему-то не предложили. Я грустно сделал вывод, что видимо меня будут мочить без особых почестей, вроде торжественного залпа по собственной команде. Просто возмутительно!
В комнате, напротив стола с пошлыми дельфинами, сидел Тимофей Захаров и трескал виноград, брезгливо ковыряясь в чашке. У окон стояли два мордоворота самой приятной наружности, с безжизненными глазами велоцерапторов и такими же дружелюбными оскалами. Едва мы вошли в комнату, как позади послышались еще какие-то звуки, из которых мне стало понятно, что еще два брата-близнеца рептилиеподобных охраняют выход из комнаты. Змей подвел меня и поставил прямо напротив Захарова, напоследок так дернув за плечо, что я зашипел от боли. Задержав внутри рвущиеся в пространство слова признательности, я уставился на Захарова самым честным взглядом, стараясь предположить, предложат мне сесть или нет.
— Садись, — хмуро сказал Тимофей, скорбно вздохнув. Я сел и покосился на виноград: угостят или нет? Винограду не предложили. Захаров встал с места и начал ходить взад-вперед, да еще за моей спиной, что слегка нервировало. Змей стоял рядом истуканом, слышны были только мягкие шаги Захарова по пушистому ковру, да сопение охранников, недоумевавших, почему меня до сих пор не грохнули.
Дверь скрипнула. Я понял, что вошла именно она, даже не видя ее. Шаги Кати были почти невесомыми, однако я чувствовал ее приближение каждой клеточкой нерва. Запах ее терпких духов донесся до меня прежде, чем я увидел ее. Змей нервно дернулся, предупреждая мои возможные выбрыки, но я сидел смирно, даже не повернув головы.
Катя села напротив. Она показалась мне совсем чужой, волнующей и оттого еще более далекой. Весь ее вид говорил о том, что броня, окутавшая ее была неприступной. На Кате был черный глухой свитер, черные брюки. Смоляные волосы были зачесаны назад, на лице ни грамма макияжа. Глаза были холодными и пустыми. Она смотрела на меня, не отрываясь. А я вдруг почувствовал, что не могу видеть ее глаз, но, не отрываясь, смотрел куда-то ей в переносицу, не мигая, не двигаясь, не меняя выражения лица. "Замри, — шептал вкрадчивый голос внутри меня, — если ты не будешь двигаться, они, может быть, тебя не заметят…" И пальцы цепенели, как перед прыжком, как перед боем, как перед выстрелом… Но мир почему-то не спешил потерять цвета, как обычно. Напротив, все цвета стали еще ярче. Может быть потому, что передо мной сидел такой раздражитель, в наглухо застегнутой черной броне из шерсти грубой вязки, словно кольчуге, мягко окутавшей все тело. Броня трещала по швам, живое нутро упрямо лезло наружу, но его не пускали скрещенные на груди руки, сплетенные ноги, тонкая серебряная нить с кулоном затейливой работы — сильнодействующего оберега, способного сдержать любого врага извне.
— Жил-был мальчик, — вдруг вкрадчиво произнес Тимофей за моей спиной. — Ничем он от простых мальчиков не отличался, пока не попал в армию. А там вдруг выяснилось, что определенный талант у мальчика все-таки есть. Он, видите ли, умел стрелять, да так ловко, что даже видавшие виды бойцы диву давались. Служба у мальчика была нелегкая. Однажды он попал в плен. В бригаде на нем уже и крест поставили, да только мальчик вдруг вернулся, да не просто так. Он трофей принес в виде отрубленной головы своего мучителя.
Лицо Кати дрогнуло. Она часто и глубоко задышала, но быстро справилась с собой. Я даже бровью не повел. Эта часть истории всем была хорошо известна.
— После этого мальчик ненадолго оказался в военной психушке, — продолжил Захаров. — Но его выписали незадолго перед демобилизацией всего его призыва, так что он уволился всего-то на две недели раньше срока, вместе со своим сослуживцем, ныне очень известным журналистом Никитой Шмелевым. Не буду акцентировать внимание на том, что предприимчивый молодой человек по дороге обзавелся водительскими правами лоховатого тезки. Наверное, просто повезло.
Где-то через год нам подворачивается некий наемный работник — специалист по мокрым делам. В глаза его никто не видел никогда. Деньги за услуги и оружие передают условленным способом, каждый раз разным. За заказы наемный работник берется охотно, за услуги берет сравнительно недорого, а работает грамотно. Нанимают его все, кому не лень, чаще я. Пару раз мои люди пытались вычислить его, но у наемника оказалось просто волчье чутье. Он всегда уходил из всех ловушек и ни разу не попался моим людям на глаза.