Пункт назначения – Прага
Шрифт:
– Капитан, мать моя женщина! Капитан! Июль, Быхов!
Савушкин улыбнулся в ответ и промолвил:
– Так точно! В Кампиносскую пущу нас выбрасывали, товарищ майор! Тогда ещё капитаном будучи.
Изылметьев, улыбаясь, воскликнул:
– Жив! Смотри ты! И хлопцы твои живы?
Тень пробежала по лицу Савушкина.
– Не все. Радиста в Словакии потерял….
Майор Изылметьев мгновенно согнал с губ улыбку, снял фуражку, помолчал минуту, а затем деловито спросил:
– В Чехию?
– Туда. Очень надеюсь, что доставишь в лучшем виде и найдёшь нормальную поляну для высадки.
Лётчик задумчиво почесал подбородок.
– Постараемся, но не обещаю. Я над Судетами уже ходил, леса сплошняком. Пару проплешин имею в виду, но они далековато от места высадки. Есть кое-какие мысли, подымимся на эшелон – я тебе их изложу – И, повернувшись к Трегубову, доложил: – Товарищ подполковник, экипаж к вылету готов.
Трегубов кивнул.
– Это хорошо, что вы знакомы. Ну да не будем растекаться мыслию по древу, грузитесь, раз готовы, после войны погутарите всласть…И ещё раз, Савушкин, запомни – ЖИВЫМ. И никак иначе!
Под фюзеляжем «дугласа» лежало шесть парашютов – на которые кивнул майор Изылметьев:
– Одевайте. Сказали – один под груз, пять для десантников. Лично проверил сборку парашютов, так что не сомневайся, разведка! И давайте в темпе вальса, пора стартовать – темнеет.
Савушкин и его люди в наступивших сумерках принялись живо готовиться к погрузке в самолёт – натянули на себя цигейковые куртки, до поры лежавшие в кузове «студебеккера», одели парашюты, застегнули все карабины, проверили друг у друга крепление ремней и многочисленной навесной сбруи, попрыгали, приторочили парашют к грузовому мешку со всякой необходимой в поиске амуницией – после чего столпились у алюминиевой лестнички, ведущей к входному люку в «дуглас».
Подполковник Трегубов, критически осмотрев разведчиков, произнёс:
– Так, хлопцы, длинных речей говорить не буду. Вы и сами всё понимаете. Командование ждёт от вас выполнения задачи, ваши семьи – вашего возвращения домой. Постарайтесь это совместить. Ни пуха, ни пера, в общем!
Савушкин, едва заметно улыбнувшись, бросил: «К чёрту!» и скомандовал:
– Грузимся в порядке выброски! Первым – лейтенант, который будет прыгать последним, вторым – радист, третьим – Некрасов, четвертым пойду я, пятым, который будет прыгать первым – старшина Костенко; Олег, на тебе – груз. Спихнёшь его, перед тем, как сигать….
– Есть! – бросил старшина.
– Всё, по машинам!
Как только разведчики разместились внутри «дугласа» – утробно рыкнув, заработал правый мотор, за ним – левый; через минуту машина, вздрогнув, начала движение, вырулила на полосу – и, часто подпрыгивая не неровностях земляного покрытия, начала набирать скорость. Савушкин, затаив дыхание, ждал момента отрыва от земли – поглядывая на лица своих солдат. Он понимал, что это, скорее всего, их последнее задание на этой войне, и в глубине души боялся – хотя и не готов был признаться в этом самому себе – что это обстоятельство может перевесить служебный долг. Но лица разведчиков были, как обычно, напряжённо-сосредоточенными, никаких «мирных настроений» не наблюдалось, во всяком случае внешне, и капитан, про себя с облегчением вздохнув, повернулся к иллюминатору – «дуглас» оторвался от земли и начал набирать высоту, под левой плоскостью мелькнула серебряная полоса Дуная, и последние солнечные лучи царапнули по борту самолёта, который тут же нырнул в облака. Выполнение задания началось….
Когда в самолёте ощутимо похолодало – к разведчикам вышел командир корабля. Осмотрев озябших пассажиров, майор Изылматьев иронично усмехнулся – ещё бы, сам он был в унтах и меховом комбинезоне! – и, подсев к Савушкину, произнёс вполголоса:
– Я сейчас со штурманом посмотрел карту – пока мой второй пилот рулит – вроде как есть для вас прогалина. Луна нынче в прибыли, поляну эту мы не проморгаем. Мы над ней пройдём, развернёмся и сбрасывать вас будем уже на обратном пути. Если выпрыгнете дружно – то все пройдёт нормально….
– Прогалина большая?
Майор пожал плечами.
– Если по-пехотински считать – то да, метров восемьсот по прямой чистого пространства. Если с неба – то с гулькин нос. Мы, конечно, скорость сбросим до минимума, и кидать вас будем с шестиста метров – но сам понимаешь… Есть большая вероятность, что кто-то окажется в лесу. Но есть плюс – прогалина строго с севера на юг, так что если кого и перебросим – то выйдет по Полярной. Других ориентиров, сам понимаешь, нема. Ты своим растолкуй, как действовать. Народ у тебя, я бачу, обстрелянный, битый и тёртый.
– Есть такое дело.
– Ну тогда ставь задачу, я к себе – мой второй сильно молодой, как бы в Швейцарию нас не завёз…. – И, улыбнувшись и хлопнув Савушкина по плечу, пилот ушёл в кабину. Савушкин, осмотрев своих, произнёс:
– Так, хлопцы. Прыгаем максимально плотно, друг за другом в затылок, потому как площадка – мизер, или Костенко, или лейтенант могут приземлиться в лес. Олег, ты в этом случае, ориентируясь на Полярную звезду, волокёшь мешок строго на юг, Володя, ты – таким же образом ориентируясь, идешь на север. В центре прогалины все собираемся. Задача ясная? То же самое, если кого-то ветром отнесет в лес – если вправо, то Полярная по левую руку, если влево – по правую. Прыгать будем после разворота, то есть от немцев. Всем всё понятно?
– Так точно! – бодро за всех ответил Котёночкин.
– Тогда отдыхаем и ждём команды на выброску. – После этих слов Савушкин натянул на лицо козырёк кепи и прикрыл глаза. Подремать в такой холодрыге, конечно, не получится, но подумать в тишине – в самый раз….
Девятое апреля сорок пятого года. Наши – на Одере, в полусотне километров от Берлина; сегодня взят Кёнигсберг – вместе с комендантом крепости, штабом и всем гарнизоном; идут бои в Вене…. Союзники окружили Ганновер и подходят к Брауншвейгу, наступают в Северной Италии… Война заканчивается, это очевидно даже самым фанатичным нацистам в ставке Гитлера…. На что они надеются? А Власов и его окружение – неужели они не понимают безвыходности своего положения? Наступление какое-то готовят, чтобы немцам понравится… Или дело не в немцах?… Да нет, не может быть…. Хотя…. Приказано взять живым, и только живым. То есть его крайне важно допросить. Что этот предатель может рассказать? Мы немецких генералов нынче в плен берем по дюжине каждый божий день. Которые наверняка всё, что знают – подробно излагают, письменно, в деталях, красивым почерком; все тайны рейха своего тысячелетнего сдают без зазрения совести… Что в этой ситуации может такого ценного рассказать Власов? Чтобы при пленении пылинки с него сдувать? Ничего. Ничего – если речь идёт о немецких секретах, которые нам сейчас известны лучше, чем ему….
Странно всё это. Странно и непонятно. И тем более непонятней – что ловить этого чёрта будет не только его группа – тут и войсковая разведка запряжена, и СМЕРШ, хотя это и не его епархия… Товарищ Сталин лютую ненависть к Власову, обманувшему его доверие, испытывает? Весьма вероятно, и скорее всего. И именно поэтому сейчас Верховный приказал отправить на ловлю этого предателя лучших волкодавов со всех фронтов, чтобы гарантированно поймать и наказать? Может быть, и так, конечно, но вряд ли. К тому же приказ брать исключительно живым – как-то странно в этом случае выглядит. Хочет сам, лично, Власова пристрелить? Вряд ли. Не его уровень. Да и вряд ли Власова расстреляют – предателей обычно вешают… Неувязочка. Брать Власова живым необходимо только в одном случае – если от него надо получить какие-то сведения, которые может изложить он и только он. Это аксиома, и его, Савушкина, богатый опыт дальней разведки говорит об этом лучше всего. Того штурмбанфюрера из дивизии «Викинг», взятого под Новомихайловкой, он по сию пору помнит. Тогда из его группы трое полегло – чтобы этого борова целым и невредимым в штаб армии доставить. Трое!