Пурпур и яд
Шрифт:
Изгнав по навету своего сводного брата, Аттал лишился наследника. Наследником стал Рим, не остановившийся перед убийством царя и подделкой его завещания. Таково было первое действие Пергамской трагедии.
Второе началось в горах, где Аристоник собирал всех униженных, недовольных, всех отчаявшихся в справедливости. Они называли себя гелиополитами. Моаферн знал их не понаслышке, не по отзывам врагов. Он сам сражался в их рядах, сам видел, как бежали римские легионы под Левкою, как ликующие эллины встречали победителей. В голосе
Третье действие трагедии Митридат пережил как свою беду. Отец прислал римлянам новое войско. Как он не мог понять, кто его враг? А когда ему стало ясно, что такое римское владычество, римляне уже вошли в Пергам. Моаферн рядом с Аристоником шагал перед триумфальной колесницей Мания Аквилия Старшего. Они расстались у Мамертинской тюрьмы. Аристоника ждала смерть, а Моаферна — каменная башня на холме, возвышающемся над Эфесом.
Долгана очистилась от снега. В косых лучах Гслиоса она напоминала полуразвернутые восковые таблички, исчерченные ручьями, исписанные каменными осыпями, разукрашенные голубыми пятнами озер. И как белоголовый мудрец застыл над долиной Париадр, словно удивленный своим собственным творением.
Моаферн перевел дыхание. Как не похожа эта долина на ту, зимнюю! Как богаты краски! Как свежо и великолепно это сочетание зелени, голубизны, сверкающей белизны!
— Дядя! — послышался звонкий мальчишеский голос.
Митридат ринулся в объятия к Моаферну.
— Я увидел тебя из нашей крепости. Вот оттуда! — захлебываясь, говорил мальчик. — Ты знаешь, у нас новая хижина. Мы натаскали камней. Алким сделал бойницы, как у себя в Херсонесе. А потом мы играли в скифов…
Митридат не успел закончить свою сбивчивую речь, как показался Алким. Приветствуя Моаферна, он поднял руку. Стало видно, что она обмотана белым.
— Видишь, — начал Алким, — и я воевал.
— Молва о ваших подвигах догнала меня в Амисе. Пришлось вернуться с полпути. Говорят, что их было трое?
— Четверо, — сказал Митридат. — Но трое бежали, а четвертого я сбросил с обрыва. Он уцепился за ползучее деревце и висел, пока было сил.
Во взгляде Моаферна гордость сменилась укоризной.
— Стоило спускаться в пропасть из-за какого-то негодяя!
— Но он хотел меня убить, а попал в Алкима. И я бы его вытащил, если бы Алким дал мне свой пояс, чтобы надвязать веревку…
— Алким поступил правильно и заслуживает награды. Тебя же надо наказать.
Мальчик насупился.
— Меня не наказывают. Я царь!
— Поздно ты об этом вспомнил, — улыбнулся Моаферн. — И кто тебе сказал, что царей не наказывают?
Он засунул руку за гиматий и вытащил оттуда свернутый свиток.
— Вот твое наказание. Ты выслушаешь все, что я тебе прочту, и сделаешь то, что скажу.
— Кто это написал? — спросил мальчик, ощупывая край свитка.
— Аттал.
— Ты мне о нем рассказывал…
— Не все! Ты еще не знаешь об увлечениях этого чудака. Одно из них — лепка из воска. По словам моего тюремщика, Маний Аквилий до сих пор сохраняет восковые фигуры Аттала. Там видели и мою персону! Я позировал царю еще до того, как он поверил наветам на Аристоника. О другом, не менее страстном увлечении последнего царя Пергама, тебе поведает этот свиток.
— Это скучно? — спросил мальчик.
— Поучительно! — ответил Моаферн, произнося раздельно каждый слог.
— Тогда читай!
Моаферн развернул свиток.
— «Сорви на болоте или на берегу озера мясистый полый корень, называемый цикутой. Его трехпалые листья распространяют запах, похожий на аромат садового сельдерея. Высуши корень на огне и разотри. Примешай к пище. Появится слюна, дрожь по всему телу. Смерть!
Найди в лесу куст с прямыми стеблями и расчлененными листьями. Его синий цветок походит на фракийский шлем с опущенным забралом. Вырви шишковидный корень, растолки и примешай к пище. Лицо покроется потом, расширятся зрачки. Потом рвота, дрожание всех членов, смерть…»
— Постой, — прервал Митридат. — Раньше ты говорил мне о царстве Аттала. А тут о ядовитых растениях. Что тут поучительного?
— Аттал проверял все эти яды на своих родственниках, — ответил Моаферн. — Уцелел один Аристоник! И знаешь почему?
Митридат помотал головой.
— Тогда слушай дальше. «От цикуты нет спасения, кроме как от нее самой. Глотай по три шарика ежедневно». — Теперь понимаешь?
— Нет!
— Аттал хочет сказать, что от яда может спасти только яд. Это было известно и Аристонику, а от него — мне.
Моаферн снял с шеи кожаный мешочек и бережно высыпал его содержимое на ладонь. Митридат увидел маленькие желтые шарики, похожие на зернышки проса.
Взяв щепотью три зернышка, Моаферн протянул их мальчику.
— Проглоти!
Митридат отпрянул. Теперь он уже понимал, что Моаферн дает ему противоядие. Он вернулся в горы, чтобы обезопасить его от яда. Но разве в этой глуши страшны отравители? Убийцы там, во дворце! И с ними мать!
— Я не хочу! — закричал мальчик. — Я все равно туда не вернусь! Мать ненавидит меня!
— Не упрямься, Митридат! — сказал Моаферн, положив руку на плечо мальчика.
В его взгляде была непреклонная воля человека, прошедшего через тюрьмы и познавшего коварство врагов.
— Не упрямься, Митридат! Это царское снадобье! Глотай!
Потом они лежали на траве. У Митридата кружилась голова и тошнило. Лицо Моаферна расплывалось, как в тумане, а слова, казалось, исходили не из его уст, а падали откуда-то сверху. Это были странные непонятные слова.
Моаферн говорил о матери. Она заслуживает сострадания. Митридат хотел крикнуть, что ненавидит мать. Но он не мог разжать рта. Царское лекарство! Пусть бы он лучше родился пастухом!