Пурпурная сеть
Шрифт:
Было бы странно, если бы у него не возникло никаких вопросов к Марине. Она постоянно носила браслеты, много браслетов, из кожи, из ткани, разных цветов. Марина никогда их не снимала, но ночью, когда она спала, браслеты сдвинулись, и Ордуньо понял, что носит она их не просто так: они скрывали отчетливые шрамы на запястьях. Он тотчас вспомнил первое впечатление, которое Марина произвела на него в самолете: эта женщина от кого-то скрывается. Он не собирался ничего спрашивать, решив, что когда-нибудь она сама ему расскажет, если сочтет нужным. Он тоже не все ей рассказал, например, ни словом не обмолвился
Накануне ему пришлось показать Ческе и Сарате места, где обычно проходили подпольные игры, места, которые когда-то были ему хорошо знакомы. Поехал он только ради коллег. Перед уходом оставил на столе Элены Бланко заявление об увольнении, которое она сегодня порвала. Он обрадовался, хотя понимал, что его уход — вопрос времени, что все равно он долго не выдержит работы с утра до ночи и без выходных. Когда они закончат это расследование, он напишет новое заявление и уже не отступит, его решение будет окончательным.
Возвращаясь домой на метро (машиной он предпочитал не пользоваться), Ордуньо испытывал смутное беспокойство: он весь день играл с Сарате в покер. Хотя игра шла не на деньги, он снова ощутил привычное желание обмануть соперника, поймать его на блефе, дождаться сброса, заглянуть в карты Сарате и убедиться, что действовал правильно. Он понимал, что, несмотря на все пережитые неприятности, игра по-прежнему затягивала его. Его все так же будоражил и гипнотизировал миг перед остановкой шарика в рулетке или раскрытием карты. Ордуньо не мог даже представить, что чувствует человек, спуская курок и не зная, есть ли пуля в патроннике. Он видел такое в фильме про американских солдат во Вьетнаме и был заинтригован, но сам бы на такое никогда не решился. Теперь он хотел привести в порядок свою жизнь, перестроить распорядок дня, чтобы всегда находить время на занятия спортом и отдых с Мариной. Он больше не будет работать сутками напролет.
— Привет, я дома, — крикнул Ордуньо.
Но никто его не встретил. Не произошло того, чего он так ждал: что Марина, как вчера, выбежит из гостиной, бросится ему на шею, обхватит его руками и ногами, уверенная, что он удержит ее в объятиях, и поцелует. А он будет любоваться этой улыбкой, этими глазами — тем, что стало для него дороже всего на свете. Она оставила записку, прикрепив ее магнитом к холодильнику: «Не могла тебе позвонить, потеряла мобильник, а твой номер не помню. Мне придется остаться в своей квартире, чтобы принять подругу, которая живет не в Мадриде. Завтра обо всем поговорим. Люблю тебя, люблю, люблю!»
Хоть написала, что любит, немного смягчила разочарование от того, что он не застал ее дома и, похоже, проведет ночь в одиночестве. Ордуньо позвонил еще раз — вдруг она все-таки нашла телефон, но услышал сигнал голосовой почты. Теперь понятно, почему она не ответила, когда перед выходом с работы он попытался предупредить ее, что скоро будет дома.
Ордуньо заглянул в холодильник: пусто. Там было пусто, когда он уезжал в Лас-Пальмас, и с тех пор ни у него, ни у Марины так и не нашлось времени сходить за продуктами. Пришлось спуститься на ужин в бар на углу.
Жуя тортилью (лучшее, что там было), Ордуньо слышал звуки игровых автоматов.
Глава 33
Элена вызвала Ческу в свой кабинет. Нетрудно было догадаться, что речь пойдет об Ордуньо. Утром он не пришел на работу, ему звонили, но он не брал трубку. Все удивились: отдел подготовил операцию, на этот день была назначена подпольная игра, и если кто и мог помочь Сарате, дать дельный совет или сообщить что-то важное об Андони Кортабарриа, то это Ордуньо.
— Не представляю, куда он подевался, — заверила Элену встревоженная Ческа. — Я сама сто раз ему звонила. Отправила кучу сообщений, но он не отвечает.
— С ним что-то происходит?
Ческе не хотелось выдавать товарища, но она понимала, что придется рассказать то немногое, что ей известно, потому что дело, похоже, принимало плохой оборот.
— По дороге в Лас-Пальмас Ордуньо познакомился с какой-то женщиной.
— И?
— Наверное, теперь он пересматривает свою жизнь. — Ческа ухмыльнулась, чтобы ее слова не показались слишком пафосными.
— В Лас-Пальмас он летал в конце прошлой недели. Не рано ли пересматривать жизнь? Впрочем, у каждого свой темп. Попробуй его найти.
Игра была назначена на десять вечера. За шесть часов до начала все сотрудники отдела криминалистической аналитики, кроме так и не появившегося Ордуньо, собрались для последних приготовлений.
— У нас есть два белых фургона без опознавательных знаков с аппаратурой для прослушки. Оба уже на месте, недалеко от дома: один стоит на проспекте Викториа, другой — на парковке ресторана «Эль Дескансо». Оба будут принимать сигналы от Сарате, и мы будем действовать в зависимости от того, что услышим.
— Мне придется нацепить микрофон? — забеспокоился Сарате. — Меня могут засечь.
— На тебе будет такой микрофон, который не найдут, даже если пропустят тебя через детектор электронных устройств, — объяснил Буэндиа. — Наномикрофон израильского производства, официально у нас их нет, ими пользуются только «Моссад» и ЦРУ.
— Хотя у нас их нет, но они у нас есть, — улыбнулась Марьяхо.
— Все дело в связях. Микрофон будет в пуговице твоей рубашки, и мы сможем принимать сигнал на расстоянии до пятисот метров.
— Надеюсь, вы не ошибаетесь и его не обнаружат, — вздохнул Сарате.
— Если хочешь взять с собой оружие…
— Нет, я не хочу брать с собой оружие! Я иду играть в покер и знакомиться с Кортабарриа. Я ни во что не буду лезть, ни с кем не буду конфликтовать, и вообще… Буду играть в покер и стараться выиграть, только и всего.
— Отлично, — кивнула Элена. — Тебе придумали легенду?
— Да. — Марьяхо положила на стол папку. — Мы не стали менять имя, чтобы избежать ошибок. Анхель Сарате. Предприниматель, занимается организацией путешествий для пожилых: экскурсии в Монастерео-де-Пьедра, в кафедральный собор Сантьяго, в Бенидорм и тому подобное.