Пурпурный занавес
Шрифт:
Николай уже оправился. Улыбнулся.
– Нет, ничего. Так в горле что-то…
– Слушай, Коля, – заспешила она, – я вот по какому поводу. Ты не мог бы… ну, словом, если ты хотел со мной встретиться, то лучше не на работу, а сразу домой… если сможешь…
Гордеев улыбнулся еще шире.
– Понял вас, мисс. Смогу. Конечно. Когда прикажете?
– Так… Ну, давай, так же в семь.
– В девятнадцать ноль-ноль буду у вас как штык, – с пафосом заявил он и чуть не прыснул, подумав о неприличной аналогии со штыком. – Прилечу к голубке сизокрылой. Тогда до встречи?
– До встречи! – она
Николай нажал кнопку отбоя и долго сидел, заглушив двигатель. Улыбался, поглаживал щеку костяшками пальцев с зажатым в руке мобильником.
– Побриться надо, – наконец, вымолвил он, глянул в боковое зеркальце и подмигнул себе. – Чтоб все в ажуре!
И поехал домой.
Ехал неспешно, никого не обгонял, насвистывал разные лирические мотивчики. Настрой души у него установился такой безмятежный, подстать дню: солнечному, но не жаркому, с переплывающими через синее небо облачками, с легким, почти летним ветерком…
Идиллия эта начисто вымела из Гордеева всякие тревоги и напряги. И никакой опасной жути не ощущал он ни возле дома, ни в подъезде, ни в квартире, куда вошел, чувствуя себя уставшим… Поскорее разделся и бухнулся на диван. Блаженство! Дома было тихо, в меру тепло, уютно даже. Николай расслабился, закрыл глаза. Чуть придремнул. Затем энергично вскочил, встряхнулся и потопал на кухню готовить обед.
Поставив кастрюлю с супом на огонь, он воротился в комнату, взял дядины часы и задумался над ними. Но так ничего и не выдумал. Стрелка стояла на десяти, никакого тиканья не слыхать. Стоп!.. Как это на десяти – давеча он проверял, она показывала девять. Когда же это успела?!.. Нет, я не буду заморачиваться. Оставим загадки на потом – сегодня у меня праздник.
Николай постоял-постоял, подержал злокозненный предмет в руке, пожал плечами и отправился на кухню. Сел за стол и стал смотреть в окно.
Почему-то есть расхотелось. Но надо было. И так питался нерегулярно. Поэтому он отчерпнул себе полную глубокую тарелку, отрезал хлеба и принялся усердно наворачивать, стараясь ни о чем не думать – для лучшего усвоения калорий.
Думать не думалось, но на душе по-прежнему было хорошо, этаким расплывчатым фоном. Николаю хотелось, чтобы это состояние длилось и длилось… и оно так и было, не пропало, не растворилось в изменчивом времени нашего мира.
В половине седьмого Гордеев, чистый, прифранченный, шагал по направлению к Марининому дому. Предварительно, разумеется, зашел в супермаркет. Довольно долго и придирчиво выбирал вино, но выбор сделал самый банальный: полусладкое шампанское «Абрау-Дюрсо», купил также коробку конфет «Пиковая дама» – название вдохновило.
Ну, кажется, вполне светский набор. Николай остался доволен собой. Вышел из магазина, и тут его как громом поразило.
Цветы! Он же совсем забыл про цветы!.. То есть не то, что забыл, а ему это просто в голову не пришло. Ну – дурак, что тут скажешь. Лопух!
Да, но где же теперь их взять?! Николай метнулся обратно в магазин.
– Девушка! – воззвал он к симпатичной кассирше, перебив покупателей. – Девушка, извините, я на секунду!.. Вы не знаете, где тут поблизости…
Оказалось, что как раз неподалеку есть и цветочный павильончик. Николай возликовал, рассыпался
Когда он влетел в магазинчик, было уже без четверти семь, но ему повезло: в продаже имелись приличные и недорогие розы, алые как паруса из книжки Грина. Красная роза – эмблема любви! – вспомнил не к месту Гордеев и едва не рассмеялся вслух.
Он быстренько выбрал три цветка, попросил упаковать их пофорсистее, что продавщица и сделала, ловко орудуя ножницами и подарочной оберткой. По блестящим ленточкам, опоясывающим покупку, она с силой провела лезвием ножниц, отчего ленточки закудрявились пижонскими завитушками, и весь букет стал похож на цветущий куст… Покупатель был очень доволен. Расплатился, осторожно взял букет в правую руку, левой неловко обхватил бутылку с конфетами и в таком виде поспешил к подруге.
По времени он оказался пунктуален, однако не учел одного досадного обстоятельства: обе скамейки у подъезда густо облепили местные старушки, зорко наблюдавшие, кто к кому идет.
Естественно, приход столь нарядного кавалера не мог не вызвать прямо-таки взрыва мыслительной деятельности – дедукция у них работает не хуже, чем у Шерлока Холмса, и вычислить, к кому именно держит путь ухажер, им раз плюнуть. Николай увидал престарелых контрразведчиц слишком поздно, когда вышел на прямую, и никаких обходных путей к подъезду уже не виднелось.
Выругался про себя. Почему-то ужасно не хотелось, чтобы бабульки трепали имя Марины. Но увы, ничего не оставалось, как можно с более независимым видом прошагать к подъезду под перекрестными взглядами. Бабки, увидев его, мигом заткнулись – в пределах тридцати-сорока метров воцарилось молчание.
Николай мысленно обложил старых хрычовок последними словами, впрочем, совершенно беззлобно. Стало смешно, он еле сдержал смех. И, когда вошел в подъездный полумрак, по ступенькам припустил бегом.
Слегка запыхался. Постоял на площадке, успокоил дыхание. Вынул мобильник, глянул на табло: 19:03. В пределах нормы! Джентльменское опоздание – чтобы дама успела окончательно привести себя в порядок… Николай тряхнул головой и решительно нажал на звонок.
Когда молодая хозяйка открыла дверь, он понял, что так и есть. Она была готова до последней реснички, последнего движения пальца, наносящего духи на нежную кожу – так, что ни убавить, ни прибавить ничего. Она его ждала.
И он расплылся в улыбке. Сказал просто:
– Здравствуй, Мариша.
Пауза. Ответ:
– Здравствуй, Коля.
Николай сразу все понял: ЭТО свершится. А если нет – то уж никогда. Он и она – двое в сумасшедшем, полном тревог мире. Гордеев заглянул в ее широко распахнутые глаза, и острое, сладкое чувство пронзило его…
10
Николай обнаружил себя неспешно прогуливающимся по тенистой улице. Он сразу же узнал ее – улочка из его детства, где по сию пору стоит двухэтажный кирпичный дом сталинской постройки – отчий дом. Здесь он провел все свое детство и юность, рос, мужал. До отъезда родителей в другой город и его ухода в армию этот дом и квартира под номером двенадцать на втором этаже служили ему пристанищем…