«Пушечное мясо» Черчилля
Шрифт:
Вот в общем-то и все. Все исходное сырье и все материалы на нашей территории есть в изобилии, транспорт работает, инфраструктура (будем считать) для создания танка в наличии. Рабочих и инженеров тоже хватает – так что весь комплекс необходимых условий для создания танка внутри страны у нас сложился.
Теперь – о расходах.
Чтобы добыть все это сырье и получить все необходимые материалы, нам нужно заплатить его добытчикам – шахтерам, металлургам, нефтяникам, химикам – изрядно денег. Гораздо больше нам надо заплатить денег танкостроителям – рабочим и инженерам. Само сырье нам не стоит ни копейки – все это подарок Господа Бога нашей стране, но его добыча и переработка влетают нам в немалые суммы.
Совокупные расходы на всю эту музыку и составляют стоимость танка. И в мирное время она весьма высока: танк – изделие высокотехнологичное. Один его дизельный
*
И тут начинается война. Сколько теперь стоит танк Т-34?
В человеко-часах он стоит столько же, сколько и до войны – и даже меньше. В 1941 году затраты на производство одного танка Т-34 на танковых заводах составляли 8000 человеко-часов, в 1943 же году – всего 5700 человеко-часов. Но реально танк во время войны стоит не в полтора, а в двадцать раз меньше, чем до ее начала! И вовсе не потому, что мы добились колоссального увеличения массовости производства (что само по себе снижает расходы) и в полтора раза увеличили производительность труда.
А потому, что до войны мы вынуждены были на один человеко-час, потраченный на строительство танка (включая сюда труд шахтера, металлурга, нефтяника, химика и танкостроителя), выдавать рабочему денежный эквивалент буханки хлеба, или фунта сыра, или трехсот граммов колбасы, или пары бутылок пива и пачки папирос (а инженеру – еще больше!). Средняя зарплата рабочего в 1940 году составляла 324 руб., а инженера – 696 руб. в месяц, на военных заводах, где требовалась более высокая квалификация, платили процентов на 15–20 больше, ибо за меньшую зарплату этот рабочий или инженер на танковый конвейер, в шахту, к мартену, на нефтеперегонный завод не пойдет. Там грязь, копоть, грохот сварки – вредные условия производства, одним словом. И чтобы заинтересовать в своем труде шахтера, металлурга, нефтяника, химика и танкостроителя, мы вынуждены платить им немыслимо высокие зарплаты, значительно более высокие, чем в среднем по стране. Оборона страны – дело дорогое.
В условиях же войны мы с легким сердцем можем платить рабочим, задействованным в создании танка, за один час их работы, причем по всей цепочке, начиная от шахты и кончая готовым танком, эквивалент четверти фунта черного хлеба с мякиной и горохом. Потому что война. Потому что враг у ворот. Потому что Отечество в опасности!
Рабочий нас поймет; а не поймет – на это дело есть военный трибунал. Рабочие военных заводов приравнены к военнослужащим – это называется «броня» – и вместе с правом на усиленный рацион (то есть за дополнительную миску супа в день) получают и ответственность за оставление рабочего места вплоть до расстрела.
Мы уже условились считать, что все сырье и материалы для создания танка есть на нашей территории, и никакому чужому дяде за них платить не надо. Таким образом, стоимость танка Т-34 для нас в условиях военного времени составляет столько четвертьфунтовых кусков черного хлеба, сколько человеко-часов на протяжении всей цепочки его изготовления (от шахты и мартенов до выезда готового танка из ворот сборочного цеха) вложено в этот самый танк – и ни копейкой больше!
До войны танк стоил 249 256 рублей 96 копеек – танки строились малыми сериями, это было новое изделие, и нам приходилось в его стоимость закладывать всевозможные издержки по этому поводу. В разгар войны этот танк стоит всего 140 996 рублей 70 копеек, причем с одной очень важной оговоркой.
До войны на свою зарплату в 500 рублей рабочий танкового завода мог купить, например, тридцать пять килограммов «краковской» колбасы, или двадцать три килограмма говяжьей вырезки, или двести литров молока, или сто семьдесят килограммов ситного хлеба, или двести пятьдесят пачек «Беломора», ибо эти товары были в свободной продаже; иди и покупай, в крайнем случае – на рынке. Конечно, крайне негусто, но все же… С началом же войны в свободной продаже остались только веники из сорго и уксус – все остальные промышленные и продовольственные товары государство выдает теперь своим гражданам по карточкам, которые обеспечивают физиологический минимум для выживания организма. Деньги тоже выплачиваются, но их покупательная способность уменьшается по сравнению с довоенным периодом многократно. Государство не беспокоит инфляция – государство беспокоит положение на фронтах. То есть индекс розничных государственных цен на нормированные продовольственные и промышленные товары в период военной экономики в СССР остается неизменным (в 1943 году он составил 100,5 %) по отношению к довоенному уровню. Но это касается именно цен на продукты, получаемые по карточкам, индекс же цен на колхозных рынках в 1943 году по сравнению с уровнем довоенного 1940 года увеличился на продукты растениеводства в 12,6 раза и на продукты животноводства – в 13,2 раза. Килограмм свинины, стоивший в 1940 году на колхозном рынке 20 рублей, в 1943-м стоит уже 220–250 рублей!
Танк Т-34 образца 1940 года
И рабочий за свою зарплату (пусть теперь уже в 700 рублей) сможет после того, как оплатит тот минимум продуктов, который ему «продает» государство по фиксированным «пайковым» ценам, купить на базаре всего пару килограмм свиного сала и десяток луковиц, после чего его кошелек станет девственно пуст. Хотя государство по карточкам выдает этому рабочему необходимый минимум продуктов, этот минимум обеспечивает лишь физическое выживание рабочего, и то при условии, что он работает; если же гражданин иждивенец – норма этих продуктов становится просто голодной. Потому что враг у ворот. Потому что Отечество в опасности!
И получается наш танк Т-34 на выходе из сборочного эквивалентным набору продуктов из пятисот семидесяти килограммов хлеба, трехсот килограммов картошки, пятидесяти килограммов мяса и двадцати килограммов сливочного масла, десятку суконных брюк и полудюжине ватников – вот это и есть его реальная стоимость во время войны!
Одна беда – где взять эти пятьсот семьдесят килограммов хлеба, триста килограммов картошки, пятьдесят килограммов мяса и двадцать килограммов масла на каждый выпускающийся танк? Притом что предвоенные запасы продовольствия ввиду стремительного продвижения вермахта в глубь советской территории частично захвачены врагом, частично уничтожены и лишь в малой степени – розданы отступающим частям и растащены населением? На территории крупнейших сельскохозяйственных регионов, подвергшихся оккупации, находилось 47 % всех посевных площадей СССР, в том числе 38 % посевов зерновых, 87 % – сахарной свеклы, 50 % – подсолнечника, льна и других культур, животноводческие хозяйства насчитывали 57 % крупного рогатого скота и лошадей, около 60 % свиней. В августе – сентябре 1941 года с земельных массивов Украины было вывезено 12,5 млн т зерна и других культур, что составило восьмую часть зерновых, собранных и заготовленных в восточных районах страны. С огромными трудностями проходила эвакуация скота. До тыловых районов дошло примерно 13 % колхозного и совхозного стада из Украины, Белоруссии и западных областей Российской Федерации. К концу 1941 года машинный парк сельского хозяйства уменьшился по сравнению с довоенным уровнем на 242 тысячи тракторов, 61 тысячу комбайнов, 162 тысяч автомашин.Проблема нехватки продовольствия в СССР уже к осени 1941 года начала становиться весьма острой. Потому как посевные площади, в отличие от заводов и фабрик, погрузить в эшелоны и отправить на восток БЫЛО НЕВОЗМОЖНО… *
Надо признать, что до контрнаступления под Москвой продовольственное снабжение войск (и населения неоккупированных территорий) было в целом удовлетворительным – во многом потому, что к ноябрю 1941 года немцы захватили лишь Украину, вторая основная житница страны, Кубань, осталась за нами, и сбор зерновых в этом году составил тридцать пять с половиной миллионов тонн (прошу сравнить – в 1940 году мы получили почти семьдесят пять миллионов тонн зерна). Учитывая, что к этому времени кормить пришлось уже намного меньше граждан, чем до 22 июня 1941 года, этого урожая было достаточно, чтобы прокормить (хоть и впроголодь) армию и обеспечить население. Но все равно – наши потери в этой отрасли экономики были огромны!
«По отношению к довоенному уровню посевные площади зерновых к концу 1941 г. составляли 46,4 %, сахарной свеклы – 13 %, поголовье крупного рогатого скота упало до 57,3 %, свиней – до 32,6 %, лошадей – до 39 %. Валовой сбор зерна в 1941 г. по сравнению с 1940 г. во всех категориях хозяйств снизился более чем на 40 млн т» [14] .
В этих условиях страна быстро перешла на карточную систему снабжения продовольствием. Продажа продовольственных, а затем и промышленных товаров по карточкам была введена в июле 1941 года в Москве, Ленинграде и ряде других городов и пригородных районов. С сентября нормированное снабжение хлебом, сахаром, кондитерскими изделиями распространилось на 197 городов и рабочих поселков, а спустя два месяца – на все остальные города и поселки. С ноября в крупных городах и промышленных центрах были введены карточки на мясо, рыбу, жиры, крупу, макароны.