Пушки царя Иоганна
Шрифт:
— Дорогой дядюшка, — спросила Катарина между переменами блюд, — а кто те дамы в конце стола?
— Какие именно? — переспросил он, занятый разговором с сестрой.
— Франц, тебя спросили о княгине Дарловской, — немного скрипучим голосом уточнила ничего не упускавшая Клара Мария.
— Княгиня Дарловская, — прикусила губу шведская принцесса.
— Да, это вдова моего брата Георга, княгиня Агнесса Магдалена и ее приближенная — госпожа фон Нойбек.
— Никогда не слышала, — спокойно сказала Катарина и отвернулась, чтобы не видеть ехидной усмешки свекрови.
Герцог Померании
— Клара, на чем мы остановились?
— Мы остановились на нашем беспутном братце Ульрихе, которому давно пора жениться.
— Ах, да, кстати, ты говорила, что у вас есть хорошая партия для него?
— Ничего подобного я не говорила! — возразила она, — это мой Август толковал тебе о принцессе Гедвиге.
— Да-да, принцесса Гедвига, — тут же подхватил, сидящий рядом с женой герцог Август, — весьма благовоспитанная и набожная девушка, которая вполне могла бы составить счастье…
— Лучше бы ты, Франц, побеспокоился об Анне, — прервала излияния мужа Клара Мария и требовательно посмотрела на брата, — бедняжке уже скоро двадцать восемь, а она все не замужем! Для мужчины это нормально, но для девицы, согласись — чересчур!
— Уж не хотите ли вы сказать, матушка, что она старая дева? — нахмурилась Катарина, вышедшая замуж примерно в этом же возрасте.
— Я хочу сказать, — отрезала герцогиня, — что покойный Филип едва не испортил нашей сестре жизнь, чрезмерно изучая нравственность потенциальных женихов!
— Ты излишне драматизируешь, сестра, причем, совершенно напрасно! Скоро состоится помолвка Анны с Эрнестом Де Крой и не пройдет и года, как она выйдет за него замуж!
— Очевидно, матушка полагает нравственность не слишком важным качеством для мужчин, — тихо сказала шведская принцесса, но свекровь все равно ее услышала.
— Вы не правы на мой счет, дитя мое, уж я-то прекрасно знаю, как может быть несчастна женщина, муж которой далек от нравственности. Однако я также знаю, что требовать нравственности от мужчины, находящегося вдали от жены — напрасный труд!
— Что вы хотите этим сказать? — ледяным тоном осведомилась Катарина.
— Я хочу сказать, милочка, что вам давно пора быть в Москве!
— Как вы можете так говорить, — возмутился сидевший подле принцессы прибывший в ее свите епископ Глюк, — разве вы не знаете, что от ее высочества требовали отречься от христианской веры!
Голос епископа стал проникновенным, как будто он перед этими словами долго постился, готовясь к проповеди, а не объедался, пропустив мимо ушей половину разговора. Впрочем, жирные губы и прилипшая к подбородку крошка несколько портили впечатление от его велеречивости. Тем не менее, все услышавшие его замолкли, с недоумением наблюдая за приключившимся скандалом. Однако Клара Мария была не из тех, кого легко смутить.
— Да будет вам известно, святой отец, что страна, где мой сын стал государем, приняла христианство гораздо раньше той, в которой родились вы. А потому не смейте оскорблять его и его подданных в моем присутствии, ибо оскорбление величества, есть совершенно непростительное преступление, и мы, слава богу, не паписты, епископы которых неподсудны светским властям!
Высказав
Пока собравшиеся на торжественный обед выясняли отношения, в саду собрались дети и сопровождавшие их няньки. Трудно сказать, отчего так получилось, но скоро два мальчика и две девочки, гуляющие по разным аллеям, оказались рядом и с интересом уставились друг на друга.
— Кто это, Карл? — спросила самая маленькая девочка, крепко державшая за руку своего брата.
— Я не знаю, — отвечал он ей, неуверенно, — но если хочешь, мы познакомимся.
— Хочу, — немедленно заявила малышка, которой на вид не было более пяти лет.
Мальчик немедленно принял полную достоинства позу и торжественно заявил:
— Меня зовут принц Карл Густав, а это моя сестра принцесса Евгения. А теперь назовитесь вы!
— Меня зовут принц Иоганн Альбрехт, — учтиво поклонился второй мальчик, бывший примерно на год старше Карла Густава.
Самая старшая девочка приветливо улыбнулась, и сделал книксен.
— Меня зовут Мария.
— Просто Мария? — переспросил Иоганн Альбрехт.
— Клара Мария Рашке, — сделала еще один книксен девочка и обернулась к брату с сестрой, — вы разве меня не помните? Я воспитанница вашей бабушки герцогини Брауншвейг-Вольфенбютелльской, мы даже играли с вами, принц, когда вы приезжали в Вольфенбютелль. Ваша сестра была еще совсем малышкой, но вы должны меня помнить!
— Да я помню, — просиял мальчик в ответ, — ты завязала мне глаза, и я должен был тебя искать!
— Я тоже хочу так играть! — немедленно заявила Евгения и даже топнула ножкой.
Мысль показалась детям такой соблазнительной, что они решили немедля воплотить ее. На роль повязки лучше всего подошел воротник Иоганна, благо на нем почти не было кружев. Заминка возникла лишь, когда решали, кому водить, но Мария нараспев прочитала какую-то забавную считалку, вызвавшую бурю восторга у остальных, и жребий пал на Карла. К сожалению, нигде не нашлось колокольчиков, но дети вышли из положения, крича принцу с разных сторон:
— Я здесь! Я здесь!
Карл с завязанными глазами бегал то за Марией, то за Иоганном, а малышка Евгения заливисто смеялась и хлопала в ладоши. Наконец, ему удалось поймать девочку, пытавшуюся нагнувшись пройти у него под рукой, и он счастливо смеясь, стянул с глаз повязку. Теперь водить предстояло Марии и ей торжественно повязали воротник. На этот раз игра была недолгой, Карл прокричав: — "я здесь", — ловко увернулся от расставленных рук, а вот дарловский принц и не подумал уворачиваться и немедленно попал в объятия Марии. Та недоуменно сняла повязку и, увидев выражение лица Иоганна, фыркнула от смеха. Карл тоже смеялся вместе со всеми, при этом остро завидуя находчивому сопернику. За этим занятием и застали их няньки, спохватившиеся, что потеряли своих подопечных. Как не сопротивлялись дети внезапной разлуке, как ни плакала маленькая Евгения, их все же разлучили и отвели по покоям. Разве что Мария ушла сама, довольно напевая.