Пушки и колокола
Шрифт:
– Хороша хозяйка твоя, – отведав из очередного блюда, похвалил Милован. – И все, что ли? – дерзко продолжил тот, покончив с угощением. – Алеша – три гроша, шейка – копейка, по три денежки нога; вот и вся твоя цена! Мы тебе вон какого жениха! Тут пирогами не отделаешься!
– Это один только задаток, а дело впереди! – задорно ответил Тверд.
– Так и показывай!
– А ты носа не вороти! Вон, приданое богато; часу своего ждет! – кивком указывая на небольшой, припрятанный в углу сундук, ухмыльнулся старший брат.
– Ох, и не видать-то отсюда! – приложив к глазам ладонь, поморщился гость. – Сундучок-невеличка,
– Яхонт красный – тоже невеличка, а цена – не укупишь. – Войдя в раж, мужчины, казалось, забыли и про Николая Сергеевича, и про Аленку. Рассыпаясь в шуточках, они сварливо, по-базарному торговались, всячески нахваливая будущих мужа с женой.
– А в приданое-то что? Дырка небось от бублика-то?
– А в приданое – зясть; мало, что ли?
– А к зятю-то что?
– А вон. Утварь, чтобы дом – полна чаша, наряды, – пусть бы красней солнца женушка-то была, покрывала, да простыни, дабы ночами мягко молодым, прялка, – чтобы всегда в обновках, серебро, да отрез [16] .
– Хороши дары, – важно кивнул головой бородач, – да что-то не верится! А ну-ка, похвались! – Уверенным шагом бывший лихой двинулся к сундуку, рядом с которым тут же вырос Тверд, чтобы, в одно мгновение с готовностью, распахнув крышку, предъявить его содержимое.
16
Отрез на саван – одной из важных частей приданого был отрез на саван, который дарился на случай гибели во время родов матери или ребенка.
– Гляди, да глаза не сотри, – ухмыльнулся в ответ брат невесты.
– Ну-ка, ну-ка! – Совершенно не стесняясь, бородач извлек из нутра хранилища тонкой работы исподнюю рубашку. Вопреки ожиданиям Булыцкого, ни хозяин дома, ни тем более молчавшая весь ритуал Алена не возмутились такому нахальному поведению. Напротив, Тверд азартно, словно бы на рынке торгуясь, что-то там отвечал да жарко спорил, нахваливая сестру да набивая цену. А вот пришельца это покоробило. Настолько, что аж и злоба глухая заклокотала.
– Заканчивай! – когда Милован извлек из загашника очередное платье, негромко, но твердо скомандовал преподаватель.
– Чего?! – Товарищи, увлекшиеся процессом, не сразу и сообразили, что происходит.
– Балаган, говорю, кончайте! – ударив кулаком по столу, прорычал трудовик.
– Никола, ты чего?! – аж подпрыгнули участники торга.
– Хороша твоя сестра, берем!
– Эй, эй, Никола! Ты не суетись. Не горячись ты. Оно, хоть ты как крути, а без смотрин – никуда! – засуетился Милован. – Ты чего?!
– А того, что срам по сундукам девичьим мужикам лазить! – краем глаза заметив, как зарделась Алена, выпалил пожилой человек.
– Так ведь смотрины… – растерялся Тверд. – Положено.
– То снохе положено! И матери! – отрезал пришелец. – А мужику в бабьих вещах лазить – срам!
– Мож, и прав ты, – растерялся от такого поворота Милован. – Может, и срам.
– Хороша хозяйка твоя, – продолжал переть пришелец. – И стряпуха, и умелица, и красна, и приданое ладное. Берем! Тем паче что и князя с митрополитом благословение на то! – уверенно закончил он.
– Берем, – утвердительно кивнул бывший лихой.
– Ну, раз так, то отведай, гость дорогой, – в руках хозяина возникла плошка с хмельным медом, которая тут же перекочевала к жениху. Памятуя о последнем происшествии с брагой, Николай Сергеевич, прилагая все силы, чтобы не поморщиться, маленькими глотками осушил ее до дна.
– Ну, и Бог в помощь, – почему-то облегченно вздохнул Тверд.
Венчание назначили через пару дней. Свой первый и, как казалось, единственный за всю жизнь брак Николай Сергеевич, что естественно, проводил без таинства; время не то было. Да и сам… Молодой, горячий строитель социализма. Ему бы кто и предложи тогда обряд этот провести, так и не понял бы: а зачем, мол? Потом уже, с возрастом начал помаленьку в сторону церкви поглядывать. Особенно когда те самые легендарные лихие девяностые наступили. А как супруга его ушла – и зачастил по монастырям да храмам. Ну а как в прошлом и оказался да с Сергием Радонежским познакомился – уверовал. По-настоящему. Вот так оно вывернулось в итоге. А раз так, то даже и намека на какой-то внутренний протест не возникло. Более того, даже непонятно было, как вообще без венчания-то?
Утром назначенного дня, ненадолго присев на дорожку, Булыцкий с верными своими товарищами да парой особенно приблизившихся мастеровых, прихватив с собой меду, пряников да пирогов, собрался в путь.
– Ну, Никола, – первым поднялся на ноги и, перекрестившись, поклонился в сторону красного угла Милован, – с Богом.
– В добрый путь, – опершись на костыль, поднялся присоединившийся к свите больших бояр Слободан.
– С Бохом! – последовал примеру товарищей Никодим.
– Э-ге-гей, Никола! – подбодрил серьезного своего товарища дружинник, на долю которого сегодня выпало быть дружко жениха. – Не кручинься! Стерпится, слюбится! Аленка – ладная баба! Еще и с ребятенками потетешкаешься!
– Поехали уже. Условились, сосватались да смотрины устроили. Чего теперь тянуть-то? Венчание да свадьба, да и быть семье!
– Присмирел, гляжу, – усмехнулся Милован. – Так и слава Богу. Давно бы так.
– Поехали, – выдохнул учитель. – Невеста с боярами своими небось маются. Негоже, ежели молодой ждать с самого начала заставляет.
– Такого зениха и потоштать не глех, – вставил словцо Никодим.
Булыцкий не стал развивать полемику, но, лишь хмуро глянув на образа, первым вышел в сени, занимать свое почетное место. За ним, перекрестившись, двинулись остальные и, рассевшись по саням, двинулись в путь, за невестой.
В этот раз ехали медленнее; народу уж больно много было, желающего дорогу перегородить да выкуп потребовать. Так, мало-помалу и двигались, пока наконец не подкатили к дому Тверда.
– Добро пожаловать, гости дорогие! – на крыльцо неторопливо вышел наряженный во все лучшее, в том числе и в шикарную свою душегрейку Тверд. – Жених на зависть: смекалист, рукаст! У самого Великого князя Московского на счету хорошем. Ну, так и мы, – усмехнувшись, продолжал встречающий, – не лыком шиты. У Дмитрия Ивановича тоже – в почете. А коли так, то и благословление роду новому. Милости просим! – распахнул он дверь, приглашая войти внутрь.