Пушки острова Наварон. 10 баллов с острова Наварон
Шрифт:
Нойфельд решительной походкой вошел в радиорубку, помещавшуюся в ветхом бараке. Дрошный следовал за ним. В комнате не было ничего, кроме стола, двух стульев и портативного передатчика. Сидящий за ним капрал вопросительно обернулся на вошедших.
– Соедините меня со штабом седьмого корпуса у Неретвинского моста, – распорядился Нойфельд. Он был в прекрасном расположении духа. – Я хочу говорить лично с генералом Циммерманом.
Капрал кивнул и отстучал позывные. Ответ не заставил себя долго ждать. Капрал взглянул на Нойфельда. – Генерал сейчас подойдет, герр гауптман.
Нойфельд
– Говорит гауптман Нойфельд, герр генерал. Англичане вернулись. Согласно их информации, партизанская дивизия в Клети Зеницы ожидает наступления со стороны моста через Неретву, с юга.
– Вот как? – генерал Циммерман, удобно устроившись в кресле передвижной радиостанции, дислоцированной на опушке леса к югу от моста через Неретву, не скрывал удовлетворения. Брезентовый полог кузова был поднят, и генерал снял фуражку, наслаждаясь лучами нежного весеннего солнца. – Интересно, очень интересно. Что еще?
Голос Нойфельда, искаженный помехами, приобрел металлический оттенок:
– Они попросили переправить их в надежное место. Подальше за линию фронта, даже в Германию. Им здесь несколько не по себе.
– Ну-ну. Чувствуют себя не в своей тарелке? – Циммерман помолчал, задумался, потом продолжил: – Вы полностью информированы о сложившейся ситуации, гауптман Нойфельд? Вы понимаете, насколько важны все мельчайшие детали в этой игре?
– Да, герр генерал.
– В таком случае мне надо немного подумать. Ждите.
Циммерман обдумывал решение, поворачиваясь из стороны в сторону в своем кресле. Он задумчиво посмотрел на север и в который раз увидел луга, подходящие к южному берегу Неретвы, стальной мост, перекинутый через реку, северный берег, взбегающий к каменистой гряде – линии обороны партизан под командованием полковника Ласло. На восток, к ущелью, уходила бело-зеленая лента реки. Он повернулся направо. К югу простирался глухой сосновый бор, который на первый взгляд казался безобидно пустынным, пока привыкшие к темноте глаза не различили угловатые силуэты, тщательно замаскированные от любопытных глаз брезентом и сосновыми ветками. Вид этих скрытых в лесу танков, авангарда двух бронетанковых дивизий помог Циммерману принять окончательное решение. Он взял в руки микрофон.
– Гауптман Нойфельд? Я разработал план действий. Прошу вас беспрекословно выполнять следующие инструкции…
Дрошный снял с головы параллельно включенные наушники и неуверенно спросил у Нойфельда:
– По-моему, генерал слишком многого от нас хочет. Вам не кажется?
Нойфельд отрицательно покачал головой.
– Генерал Циммерман всегда знает, что делает. Таких людей, как Меллори, ему ничего не стоит раскусить.
– Хотелось бы верить, – неуверенно произнес Дрошный.
Они вышли на улицу. Нойфельд сказал, обращаясь к радисту:
– Капитана Меллори ко мне. И сержанта Баера тоже.
Когда Меллори вошел к Нойфельду, Дрошный и Баер уже были там. Нойфельд был деловит и краток.
– Вас заберет самолет на лыжах. Только такой самолет способен приземлиться в этих
– Где находится аэродром?
– На поляне, в километре отсюда. Что еще?
– Вопросов больше нет. Только если можно, поскорее. Вот и все.
– Вам не надо беспокоиться, Меллори, – прочувственно произнес Нойфельд. – Я сам мечтаю поскорее вас отправить. Вы для меня, честно говоря, как бельмо на глазу. И чем скорее вас здесь не будет, тем лучше.
Меллори понимающе кивнул и вышел. Нойфельд повернулся к Баеру:
– У меня к вам небольшое поручение, сержант. Небольшое, но очень ответственное…
Меллори медленно шел по территории лагеря, погрузившись в свои мысли. Когда он подходил к своему временному пристанищу, дверь барака открылась и оттуда появился Андреа, окутанный сигарным дымом. Не произнеся .ни слова и сердито нахмурившись, он прошел мимо Меллори. Из комнаты слышались звуки гитары. Петар, как обычно, наигрывал югославскую версию «Покинутой любви». Видимо, это была его любимая песня. Когда Меллори вошел, Мария, Рейнольдс и Гроувс тихо сидели рядом, Миллер лежал в спальном мешке с неизменным томиком стихов в руках.
Меллори кивнул головой в сторону двери.
– Что-то расстроило нашего друга. Миллер усмехнулся и, в свою очередь, кивнул на Петара.
– Он опять играет любимую мелодию Андреа. Меллори усмехнулся и повернулся к Марии.
– Попросите его прекратить пение. Сегодня днем мы улетаем, и нам необходимо выспаться.
– Можем поспать в самолете, – хмуро сказал Рейнольдс. – Или когда прибудем в конечный пункт своего назначения, где бы он ни был.
– Нет, спите сейчас.
– Почему именно сейчас?
– Почему сейчас? – Меллори рассеянно посмотрел куда-то вдаль и тихо произнес: – Потому, что другого случая может и не быть.
Рейнольдс удивленно взглянул на него. Впервые в его взгляде не было враждебности и недоверия. Только любопытство и что-то похожее на понимание.
На плато Ивеничи колонна продолжала неумолимо двигаться вперед, но назвать её колонной солдат язык не поворачивался. Они вообще не походили на человеческие существа. Доведенные до крайнего истощения, с перекошенными от напряжения лицами, они медленно продвигались, автоматически переставляя затекшие непослушные ноги, словно зомби – вставшие из могил мертвецы. То тут, то там кто-нибудь спотыкался и падал, чтобы уже не подняться больше. Его оттаскивали в сторону, к остальным бедолагам, которых заботливые партизанки пытались привести в чувство. Они растирали отмороженные конечности и вливали в горло ослабших товарищей щедрые порции горячего супа и крепкой ракии.
Капитан Вланович повернулся к полковнику Вису. Лицо его исказило страдание, голос был хриплый и глухой.
– Это безумие, полковник, безумие! Вы сами видите, что это невозможно. Нам никогда не успеть. Взгляните – за первые два часа выбыли из строя двести пятьдесят человек. Кислородное голодание, холод, колоссальные физические нагрузки… Это безумие.
– Сама война – безумие, – спокойно заметил Вис. – Дайте радиограмму. Нам потребуется ещё пятьсот человек.