Пушки выдвигают (Преображение России - 5)
Шрифт:
— Ну, какая же это карьера — помощник присяжного поверенного! улыбнулся Кашнев, не удивляясь уже его осведомленности. — Разве можно ее сравнить с вашей? "Не нынче завтра генерал!" [3] .
— Это… из какой-то пьесы вы, но ко мне подходит вполне! — как бы не заметив колкости в словах Кашнева, воодушевился Дерябин. — Вот, например, ожидается проезд через Симферополь королевы греческой с большой свитой в Петербург. Кого же назначить для встречи ее на вокзал, на дежурство? Только я и получу это назначение, как самый представительный из всех! Факт, я вам говорю!
3
Слова
— И ни акцизных чиновников, ни адвокатов на это торжество не пригласят, в чем я уверен, — не удержался, чтобы не вставить, Кашнев.
— Ну еще бы вас пригласили! — не сбавил тона Дерябин. — А могли бы, могли бы, — факт!.. — И добавил вдруг, точно неожиданно вспомнил: — А я ведь полагал, что там, в Маньчжурии, вы отличитесь, получите Владимира четвертой степени или Георгия за храбрость, чин подпоручика… или целого поручика даже!.. Потом в Военную академию после войны… А уж Военная академия, милый мо-ой, это уж лучше для карьеры чего же и желать… Дай, думаю, помогу человеку, так очень вы мне тогда своей пылкостью по душе пришлись… И помог!
— То есть? Как и чем именно помог? — удивился Кашнев.
— Как же так "как" и "чем"? Да ведь это же по моей бумажке тогда вас в запасной батальон перевели!
— По вашей?
— Ну, разумеется!.. Я написал командиру вашего полка, что вы жаждою подвигов горите и желаете послужить родине!
— Вы?.. Спасибо вам! — пробормотал Кашнев.
— Не стоит благодарности, — серьезно с виду отозвался Дерябин, топя окурок папиросы в белом брюхе раковины. — А так как вы и там что-то засиделись, то я же написал командиру вашего запасного батальона, чтобы дал он вам возможность заработать отличие и чин…
— Вы не шутите? — не поверил Кашнев.
— Какие же в этом могут быть шутки? — очень искренне вырвалось у Дерябина. — Я, как бы сказать, судьбою вашей, фортуной вашей тогда был! Через кого могло привалить вам везение в жизни? Через меня могло повезти!.. Однако что-то у вас не вышло, но в э-том… в этом уж не я, конечно, виноват, а какое-то, как это говорится, стечение обстоятельств!
Кашнев вспомнил сразу и весь свой "крестный путь", и тыловые картины, и болото, в котором он чуть было не утонул во время ночного боя, и военный госпиталь… Поэтому на свою "судьбу-фортуну", пристава Дерябина, он поглядел совершенно ошеломленными глазами и сказал, понизив голос до полушепота:
— Это затем только вы меня пригласили сегодня к себе?
— Нет, не затем только! — сразу же, точно именно такого вопроса и ждал, ответил Дерябин. — Это я между прочим… Не в этом суть! Это — дело прошлое… А я хочу — по давнему с вами знакомству быть вашей фортуной и теперь тоже, да!.. И это потому я так, что видел вас с этой птицей-мымрой, Красовицким, вот почему!.. Предо-сте-речь вас хочу, по своей доброте душевной… Ведь город, как хотите, для меня новый, а единственный в нем старый знакомый оказались вы!
Кашнев смотрел не на Дерябина, а на носки своих ботинок и молчал: слишком неожиданно для него было все, что он услышал. Выходило так, что не попади он девять лет тому назад "в помощь полиции" по бумажке пристава Дерябина, его не перевели бы в запасной батальон, а потом даже из запасного батальона он все-таки мог бы не получить назначения идти с маршевой командой на Дальний Восток и на два года потом потерять в себе того человека, которого выращивали в нем с раннего детства. Вся молодая жизнь его была изменена благодаря только вот этому грузному человеку с оглушительным рыком вместо человеческого голоса, и что он мог сказать ему в ответ? Решительно ничего! Сказать ему об этом? А зачем? Чтобы доставить
— Эх вы, Аким-простота! По-ли-ти-ческое дело из самой паршивой уголовщины вам внушают создать, а вы-ы… сами лезете на крючок с такой тухлятиной! На мерзавце этом карь-еру свою адвокатскую строите?.. Кого вздумали жалеть? Птицу-мымру эту? Кар-теж-ника? Некогда было ему сыном заняться? Так он вам говорил? А каждый вечер в клуб уходить из дому и до полночи там в карты играть чтоб, — на это время он находил?
— Картежник он? — недоверчиво спросил Кашнев. — Неужели картежник?
— А вы не знали? То-то и есть!.. А шлюху уличную, с какой спутался этот Адриаша, вы видели? — торжествуя, кричал Дерябин. — Ради которой он и совершил грабеж двух с половиной тысяч, чтобы махнуть с нею на край света. Не видали, так можете поглядеть на это сокровище: сидит! И арестовал ее я!
— Об этом побочном обстоятельстве я ничего не знал, — пробормотал Кашнев.
— Хорошо "побочное", когда она "подбочная"!.. И самая главная!.. А иначе зачем было бы ему идти на грабеж с таким для себя риском? Шерше ля фам! [4] Вот он ее и нашел!.. Точнее сказать, она нашла этого выродка!.. А я нашел их обоих.
— Так по-вашему выходит, что он исполнял волю этой женщины? — спросил Кашнев.
— И даже бежал с ридикюлем не к отцу домой, а в ее подвальную комнатенку вонючую, — вот куда, если хотите знать! А там был для него приготовлен вольный ку-стюм-чик! Переоделся, — и готово дело! И поддельный паспорт в кармане есть… Не какой-то я там реалист Адриан Красовицкий, сын чиновника, а мещанин Подметулин Карп, по ремеслу своему кровельщик, двадцати лет. А в кулаке у него железная гайка зажата была, — я ее на лестнице около ограбленной нашел… А гайка эта, известно вам, зачем в кулак попала? Как следует стукнуть чтоб, — вот зачем! Он думал, подлец, что гайки этой его никто и не заметит, — ошибся, из молодых да ранний, будет эта гайка его на столе вещественных доказательств. Такая гайка, что череп могла бы пробить, если бы на даме этой не осенняя шляпка. А вы вдруг вздумали его спрашивать, какой он партии!
4
Ищите женщину! (франц.)
— Да, спрашивал, — подтвердил Кашнев. — А вы и это знаете?
— Полиция, она затем и существует на свете, чтобы все и о всех знать, скромно сказал Дерябин, а Кашнев, поднявшись, чтобы с ним проститься, протиснул сквозь зубы с усилием:
— Благодарю вас. — И тут же добавил с подчеркнутой беспечностью: — Это очень интересно, что вы мне рассказали об Адриане Красовицком, но я ведь уже отказался от его защиты на суде… Вырожденец! Как можно его защищать?
— А если бы экс? — очень живо подхватил Дерябин. — Тогда бы вы, конечно, цветы красноречия рассыпали? — И рассмеялся густым, затяжным, добродушнейшим смехом, поднявшись тоже и провожая Кашнева до дверей.
Но, взявшись уже за скобку, чтобы отворить дверь и выйти, Кашнев вспомнил дерябинского попугая и спросил:
— А ваш какаду и здесь с вами?
— Что?! Попку у меня видали? Был! — вдруг просиял Дерябин. — Здорово ругаться умел по-русски! Кто-то его выучить постарался… Нет, сюда не взял, подарил там… И кому же подарил? Гу-бер-на-торше! Даме нежно воспитанной!.. Да вы ведь не спешите, сами сказали так, — куда же уходите? Посидите, старину вспомним!
И Дерябин взял Кашнева за плечи и повернул, чему тот не противился.