Пушкин с юга на север
Шрифт:
Я люблю вечерний пир,
Где веселье председатель,
И свобода, мой кумир,
За столом законодатель,
Где до утра слово пей
Заглушает крики песен,
Где просторен круг гостей,
А кружок бутылок тесен.
Снявши Александра
– Господа, это торжество выходит из пределов общей радости, оно должно быть ознаменовано чем-нибудь особенным. Господа! Сделаем нашему кумиру ванну из шампанского!
Все согласились, но Пушкин, улыбнувшись, сказал:
– Друзья мои, душевно благодарю, действительно было бы отлично, я не прочь пополоскаться в шампанском, но спешу: ехать надо.
Это было в 4 часа утра. Мы всей гурьбой проводили его на почту, где опять вспрыснули шампанским и, простившись, пожелали ему счастливого пути…».
Коляска Пушкина тряско покатила прочь от компании гостеприимных гусар. И, обгоняя её, воображение поэта резво устремилось на север – через Оршу и Витебск, во Псковскую губернию, к родным пенатам…
***
Когда Пушкин прибыл в родительскую усадьбу, ему отвели комнату подле крыльца, с окном на двор. Обстановку составляли кровать с пологом, диван, шкаф с книгами и, разумеется, письменный стол. Поначалу значительную часть времени он проводил в этой комнате: читал книги, писал, стрелял в стену из пистолета восковыми пулями. Последнее занятие чрезвычайно раздражало отца и подчас приводило к ссорам. Отношения с родителем у поэта вообще всегда были непростыми, а теперь осложнились более прежнего. На исходе октября Пушкин признавался в письме Василию Жуковскому:
«Приехав сюда, был я всеми встречен как нельзя лучше, но скоро всё переменилось: отец, испуганный моею ссылкою, беспрестанно твердил, что и его ожидает та же участь; Пещуров, назначенный за мною смотреть, имел бесстыдство предложить отцу моему должность распечатывать мою переписку, короче, быть моим шпионом; вспыльчивость и раздражительная чувствительность отца не позволяли мне с ним объясниться; я решился молчать. Отец начал упрекать брата в том, что я преподаю ему безбожие. Я всё молчал. Получают бумагу, до меня касающуюся. Наконец, желая вывести себя из тягостного положения, прихожу к отцу, прошу его позволения объясниться откровенно… Отец осердился (в черновике: заплакал, закричал). Я поклонился, сел верхом и уехал. Отец призывает брата и повелевает ему не знаться avec ce monstre, се fils d'enatur'e… 6 Голова моя закипела. Иду к отцу, нахожу его с матерью и высказываю всё, что имел на сердце целых три месяца… Кончаю тем, что говорю ему в последний раз. Отец мой, воспользуясь отсутствием свидетелей, выбегает и всему дому объявляет, что я его «бил, хотел бить, замахнулся, мог прибить».
6
С этим чудовищем, с этим выродком-сыном (франц.).
Неудивительно, что первые месяцы своего пребывания в родительской усадьбе Александр Сергеевич тосковал. Дойдя до полного отчаяния, он решил просить власти, чтобы его заточили в крепость, лишь бы вырваться из опостылевшего Михайловского – и написал осуществлявшему за ним надзор губернатору Б. А. фон Адеркасу:
Конец ознакомительного фрагмента.