Пушкин в Голутвине. Герой не своего романа
Шрифт:
– Это очень хорошо, Степа, – Вика притянула меня к себе и поцеловала.
– Хочешь, расскажу? – спросил я.
– Не надо. Хорошо, что ты нашел ответ для самого себя. Но что хорошо для Степы, то для Вики смерть. Тебе еще не пора домой возвращаться?
– Гонишь меня?
– Нет, конечно. Моя мечта, чтобы ты всегда был рядом. Но почему-то сбываются только желания, а мечты – никогда.
– А в чем разница между мечтой и желанием?
– Я же сказала – мечты несбыточны, глупый, – Вика взъерошила волосы на моей голове. – Допиваем, что осталось, и по домам.
9
Едва
– Степа, где тебя носит! Я тебе обзвонилась, а абонент все недоступен и недоступен.
Я достал телефон. Дисплей был мертвенно-серым.
– С девушкой гулял, а телефон я не знаю, что…
– Ну-ка, дыхни. Понятно, опять напился. Хорошо хоть адрес снова не забыл. Ира тебе пять раз звонила.
– Какая Ира? – спросил я.
– Одна из твоих девушек, – мама презрительно поджала губы.
– У меня их много? – удивился я.
– Не знаю. Ты мне ничего не рассказываешь. Если собираешься ужинать, то поторопись, все уже почти остыло, – мама бросила на меня еще один взгляд, выражающий крайнее неодобрение, и ушла на кухню. Я проследовал за ней.
– Мам, а почему папа сегодня днем дома был?
– А где же, по-твоему, он должен был быть?
– На работе.
– Ты издеваешься? На какой еще работе? Четвертый год пошел, как нет у него никакой работы
– Я не издеваюсь. Просто… забыл.
– Конечно, тебе дела нет до того, как мы тут живем. Не сын родной, а квартирант какой-то – пришел, поел, поспал и ушел. Ни со мной не разговариваешь, ни с отцом. Все из тебя клещами вытягивать приходится. Ну да что уж теперь, что выросло – то выросло, – в маминых глазах блеснули слезы. – Сами виноваты, не воспитали тебя как следует. А ведь старались, все для тебя делали, так тебя любили, а ты как будто чужой человек. Мы с папой, когда ты маленький был, летом даже отпуска порознь брали, чтобы ты на каникулах меньше времени один был. А ты теперь про детство ничего хорошего даже вспомнить не можешь. Упустили мы тебя, потеряли. Думали, как повзрослеешь, сам поймешь все, что нужно. Думали, ценить будешь наши – нет, даже не наши, а общечеловеческие ценности. А ты не любишь нас и не уважаешь. Вот помрем мы, захочешь с нами поговорить, да поздно будет.
– Но, мама…
– Все, хватит. Ничего не хочу слышать, – мама поставила на кухонный стол тарелку с вареной картошкой и сарделькой. – Приятного аппетита. Чай сам себе нальешь.
Мама оставила меня наедине с ужином, но не успел я к нему притронуться, как зазвонил телефон.
– Степа, тебя где носит? – повторил мамин вопрос сердитый девичий голосок.
– Гулял я.
– А с мобильником что?
– Не знаю, не работает почему-то, – ответил я, хоть было и неясно, почему я должен отчитываться перед этим голоском.
– Сломался или батарейка села? – спросила девушка, и, не дождавшись ответа, продолжила: – У меня мама в гости к тете с ночевкой уехала. Через полчаса буду у тебя, жди. И купи халвы – я халвы хочу.
Голосок в телефонной трубке сменили короткие гудки.
– Опять целый час на телефоне висишь, – на кухню, глядя на меня исподлобья, вошел взъерошенный папа. – Я тебе говорил, по вечерам телефон не занимать. Я звонок важный жду. По поводу работы.
– Хорошо, но я…
– Ничего хорошего, – папа скрипнул зубами. – В доме пока что я хозяин, а не клопы.
Папа открыл шкаф, достал стеклянную бутыль с бурой жидкостью, сделал щедрый глоток и ушел с кухни. Когда за ним закрылась дверь, я тоже заглянул в шкаф и между пачкой овсяного печенья и бутылью нашел корытце халвы. Впрочем, если бы его там не было, в магазин я бы все равно едва ли пошел.
10
О девушке, которая, как и обещала, пришла через полчаса после звонка, мне было известно лишь то, что она хочет халвы, и зовут ее, вероятнее всего, Ирой. Зато она была неплохо осведомлена о моей жизни.
– Привет, Степа. Как дела? Мать опять бесится, а отец бухает и бесится? – стаскивая сапоги в прихожей, спросила Ира. – Халвы купил? Тахинной? А поесть у тебя есть чего? Ты, кстати, совсем расслабился – забыла уже, когда ты мне последний раз цветы дарил. Сегодня полдня угробила, чтобы записаться к гинекологу, да так и не дозвонилась. Представляешь?
Я не произнес ни слова, но Иру это, похоже, вполне устраивало.
На кухне Ира сама взяла из шкафа тарелку, положила на нее сардельку и картошку со сковородки, налила чай и принялась за ужин, не умолкая ни на секунду.
– Жду не дождусь, когда мы с тобой наконец будем жить вдвоем. Мать достала, бабка достала, твои достали – вечно у них вид такой, как будто от меня говном воняет. На хромой козе к ним не подъедешь, а сами от бомжей только наличием квартиры отличаются. В институте меня препод по экономике достал – две пары подряд мне глазки строил, козел старый. И Машка достала, дура. Представляешь? Она собралась замуж за этого урода Сашку. Ладно бы, если бы он просто уродом был, так он еще и тупой, как валенок. А Машка мне все уши прожужжала, какой он классный и как умопомрачительно трахается. Меня бы вырвало, если бы ко мне такой не то, что трахаться, – целоваться полез бы. И свадьбу они собрались играть на теплоходе. Ну не дебилы ли? Оба нищие, родители у них нищие, а туда же – теплоход им подавай. А деньги на свадьбу они знаешь, где раздобыть собрались? В кредит взять! Ну разве не придурки? Посмотрела я в интернете цены на свадебные платья – есть ооочень красивые. Но на них и цены кусаются. Танька с дачи рассказывала, что свое свадебное платье за сто тысяч брала. Видела я его на фотографиях – не платье, а торт со взбитыми сливками. Просто удивительно, насколько у некоторых может быть ущербное чувство вкуса.
– Халву будешь? – спросил я, когда Ира расправилась с сарделькой и картошкой.
– Халву? – Ира поморщилась и икнула. – Не, что-то не хочется. И вообще, пошли к тебе.
– Мы, вроде бы, и так у меня.
– В твою комнату, глупый.
Оказавшись в моей комнате, Ира закрыла дверь и повернула ключ, торчащий из замочной скважины.
– Мне на сапоги набойки какие-то дурацкие поставили, – снимая юбку, сказала она. – Раньше эти сапоги удобные были, а теперь натирать стали.
– Тьфу ты, забыла антистатиком побрызгать, – Ира стащила с себя кофточку и осталась в нижнем белье.