Пушкинский круг. Легенды и мифы
Шрифт:
Первая часть цитаты, извлеченной нами из двухтомника «Мифы народов мира», непосредственно связывает круг с темой нашего повествования — с фольклором, вторая — хоть и ассоциативно, но сближает с его объектами — Пушкиным и его окружением. Не случайно один из самых известных авторитетов в области культурологии Юрий Михайлович Лотман, перечисляя графические символы, сопровождающие человечество на всем протяжении его многотысячелетней культуры, на первое место ставит круг. Затем уже идут крест, треугольник, волнистая линия и так далее. Невольно закрадывается мистическое предположение, что Лотману завещал сделать это умозаключение сам Пушкин. Вспомним, что среди многочисленных автопортретов поэта, оставленных нам на полях его рукописей и отдельных листочках, есть один рисунок пером, изображающий светского
Круг и в самом деле представляет собой простейшую архаичную универсальную модель мира, в центре которой находится человек, как наиболее удачный образ некой отправной точки, абсолютного совершенства, созданного Природой, окруженный равноудаленной непрерывной линией горизонта. По мере физического, умственного, интеллектуального роста человека его горизонт плавно расширяется. Отсюда этимология самого слова «круг». Согласно Этимологическому словарю Преображенского, она восходит к общему корню для всей огромной индо-европейской языковой семьи: qrengh — огибать.
Что же касается фольклора, то не будем забывать, что именно с него началось научное пушкиноведение. Первый отечественный пушкинист Петр Иванович Бартенев в 1850-м году, еще будучи студентом задумывая ряд встреч со здравствовавшими в то время друзьями и знакомыми Пушкина, говорил о необходимости «собирать предания о незабвенном поэте». Вероятно, он хорошо понимал, что документальные свидетельства появятся сами собой, фольклор же по своей природе летуч и забываем. Его необходимо вовремя услышать и зафиксировать.
Между тем круг является еще и вполне жесткой грамматической конструкцией. Кажущаяся внутренняя комфортность круга обманчива. Абсолютное отсутствие углов и мягкая плавность линии еще ни о чем не говорит. Может быть поэтому, образованная с помощью суффикса уменьшительная форма от слова «круг», став «кружком», как-то сразу начинает редуцироваться, терять свое первоначальное корневое значение и становится расплывчатой. Это уже и не круг, и даже не маленький круг, а нечто совсем другое. Чаще всего слово «кружок» употребляется в значении некой организованной по профессиональным интересам самодеятельной группы людей: литературный кружок, фотокружок, кружок кройки и шитья и т. д. и т. п. Разницу между кругом и кружком хорошо понимал Пушкин. В 1819 году он пишет стихотворение «Веселый пир», в котором, по сути, противопоставляет эти два понятия:
Я люблю вечерний пир, Где веселье председатель, А свобода, мой кумир, За столом законодатель, Где до утра слово пей Заглушает крики песен, Где просторен к р у г гостей, А к р у ж о к бутылок тесен.Итак, круг. Пушкинский круг. Точнее — Петербургский пушкинский круг. Еще раз подчеркнем, что речь в этой книге пойдет только о петербургском окружении Пушкина, о людях, так или иначе отмеченных петербургским городским фольклором. Этот круг и сегодня сохраняет тенденцию к расширению. По его периметру то и дело появляются новые объекты всеобщего внимания. Среди них не последнее место занимают памятники поэту — скульптурные, топонимические, мемориальные, письменные или какие-либо другие. О них мы тоже расскажем, но только в последней главе книги.
И наконец, пожалуй, самое главное. Если диаметр построенной нами условной расширяющейся геометрической конструкции постоянно увеличивается, то центр этого круга остается всегда неизменной и постоянной точкой. Заметим, что понятие «т о ч к а» в системе всемирной мифологии опять же имеет прямое отношение к нашей теме, то есть к фольклору. Не имеющая размера точка во всех культурах мира символизирует Высший Принцип, или вечную, неменяющуюся Абсолютную Первооснову, от которой все зависит и без которой нет никакого существования всего существующего. В нашем случае «Первооснова» — кровные, родовые корни, питающие Пушкина.
Отсюда, от
Глава II
РОДОСЛОВНАЯ
Пушкины
Отец Александра Сергеевича Пушкина принадлежал к одной из древнейших дворянских фамилий России. Пушкин гордился, как об этом он сам не раз говорил, своим «шестисотлетним дворянством». Не будем забывать, что при Петре I, а это всего лишь за сто лет до описываемых нами событий, в России появились, говоря современным языком, «новые русские» с новыми, чаще всего европейскими, титулами — графы и бароны. Иметь такое пожалованное звание считалось почетно и даже модно. Однако это не было в чести у представителей старинных русских княжеских родов. Они не без основания говорили: «Родню умей счесть и отдай ей честь». Подразумевалось счесть, то есть сосчитать, можно только то, чего много, а вовсе не одно — два поколения.
Известен анекдот о том, как Пушкин понимал свое происхождение. На одном великосветском бале, на котором все были в расшитых золотом мундирах и только один Пушкин — во фраке, Николай I остановил его вопросом: «Ты кто такой?» — «Я — Пушкин», — ответил поэт. «Я не знаю, кто ты такой?» — повторил император. «Я — дворянин Пушкин». — «Вздор! Если бы ты был дворянином, ты бы явился в дворянском мундире, ты видишь, все в мундирах, ты один — во фраке».
В государственной бюрократической машине, фундаментом коей служила петровская Табель о рангах, мундир служил показателем чина, звания, без которого даже самый гениальный поэт официально находился ниже последнего писаря. Пушкин это остро чувствовал. Владимир Соллогуб вспоминал, что, когда при разъездах кричали «Карету Пушкина!» — «Какого Пушкина?» — «Сочинителя!», — Пушкин обижался. При всей гордости за свою литературную профессию на первое место он, все-таки, ставил древность рода. (Заметим, что именно за это Пушкина не жаловали московские литераторы, многие из них были выходцами из купеческого сословия и не могли похвастаться древностью своих родов. Их раздражал пушкинский аристократизм да еще в сочетании с литературной профессией.) Жена московского друга Пушкина Вера Александровна Нащокина вспоминала, как после помолвки овдовевшей Натальи Николаевны с Ланским начальник московской артиллерии барон Врангель поинтересовался у нее, за кого выходит замуж Пушкина, и, узнав, что за генерала Ланского, удовлетворенно сказал: «Молодец, хвалю ее за это! По крайней мере, муж — генерал, а не какой-то там Пушкин, человек без имени и положения».
Род Пушкиных ведется от некоего Радши, или Рачи, еще во времена князя Александра Невского приехавшего в Россию из Славонии. В XIII веке такое название носили хорватские земли, расположенные в междуречье Дравы, Дуная и Савы. С XVI века название стало официальным. В надписи под гербом Пушкиных эти земли называются Семиградскими: «Изъ Семиградской земли выехалъ знатной славянской фамилш Мужъ честенъ Радша». Кстати, рисунок герба включает в себя изображение княжеской шапки на алой подушке, поднятую вверх руку с мечом и одноглавого орла с мечом и державой в когтях. Все, согласно русской геральдической символике, говорит о знатном славянском происхождении обладателей герба.
Здесь надо сказать об одной особенности пушкинской родословной, которой исследователи не всегда придают должное значение. Дело в том, что Радша волею судьбы оказался предком Пушкиных по обеим линиям: и отцовской, и материнской. Предок Пушкина в шестнадцатом колене стольник Петр Петрович Пушкин, живший в 1644–1692 годах, имел двух сыновей. Старший, каптенармус Преображенского полка Александр Петрович, женатый на Евдокии Ивановне Головиной, стал прадедом Пушкина по отцу, а младший Федор Петрович взял в жены Ксению Ивановну Кореневу и стал предком Пушкина по материнской линии.