Пусть дерутся другие
Шрифт:
Отдельно шла история с освобождением. Несмотря на полное неучастие в ней Нанды, меня всячески заверяли в оказанном содействии, указывали на гневные посты в соцсетях про бесчинства над пленными, тыкали заявлениями с высоких трибун и резким осуждением.
Послушать их, так более целеустремлённых освободителей во Вселенной ещё поискать надо. Супергерои комиксов без страха и упрёка, чтоб им...
Не выдержав напора, я позволил себе откровенную отповедь:
— Вы меня к чему-то готовите? Скажите прямо, не загаживайте мозг пропагандистской болтовнёй.
Следователи, регулярно напоминавшие о неравнодушии к судьбе многострадальных узников, деликатно проглотили услышанное, порекомендовав мыслить позитивно и верить в лучшее, однако психологическая обработка прекратилась. Похоже, кто-то посчитал проект неудачным и предпочёл его свернуть, уступая место медийщикам.
Те повели себя умнее. Воздержавшись от агитации, мне предоставили список вопросов для интервью, дали суточную паузу на изучение. Тогда же позвонил Псих.
— Привет! Я говорю с чужого коммуникатора. Не могу долго общаться. Меня обменяли на розенийского офицера, и теперь я почти дома. Но немножко задержусь. Почему — сказали, что говорить нельзя, однако мне дали слово, что ненадолго. Да. Скоро увидимся.
В качестве доказательства он прислал фото. В гражданской одежде, на фоне пограничного пункта, торчавшего словно прыщ среди редкой южной растительности. Флаг над зданием развивался правильный, независимого государства Нанда.
Попрощавшись с товарищем и вновь не сумев сказать ему о гибели матери, я погрузился в чтение, при этом отмечая изворотливость телевизионщиков. Вопросы, на которые предстояло ответить, в корне отличались формулировками от вопросов Гленноу, в то же время сохраняя общую суть.
Когда, от безделья, начал проговаривать ответы вслух, репетируя интонацию, то был шокирован тем, как перевёрнуто может звучать одна и та же история.
По предложенной к обсуждению схеме выходило, что отступающему взводу никто открыто не угрожал. Наоборот, местные жители всячески содействовали в мероприятиях по эвакуации, лично провожая платформу с ранеными до медицинского учреждения и на руках занося умирающих воинов в приёмный покой. Полиция, в едином порыве, храбро встала на охрану периметра от внешних посягательств, отдавая последнее на нужды солдат Федерации, а их начальник буквально грудью пробивал связь с командованием сквозь создаваемые врагами помехи.
От всеобщей самоотверженности и героизма наружу просилась скупая слеза умиления. Еле сдержал.
С каждым прочитанным знаком, с каждой запятой во мне разгоралось возмущение, желание донести правду, высказав всё пережитое в сытые рожи, но это чувство вдрызг разбивалось о примитивнейший рационализм: «Кому оно надо, Вит? Кому?»
Выжившие сослуживцы по взводу на свободе, далеко. Мёртвым не поможешь. Месть за них — тут армии карты в руки. Флоту, пехоте, да кому угодно с оружием и шевроном Федерации на рукаве. Пусть придут и спросят. А я... Я вытаскиваю Психа. Цинично, но честно.
***
Запись
Понаехавшие в отель телевизионщики вкалывали аврально, до пропотевших футболок, а интервьюер, незнакомый, но очень лощёный господин в стильном костюме, умело играл лицом, натягивая подходящее моменту выражение, важно качал головой и вообще, делал всё, что обыкновенно делают обозреватели с топовых каналов, привыкшие держать себя в выгодном ракурсе.
Я отвечал, подтверждал, соглашался, перекраивая собственное прошлое, и не ощущал ни малейших угрызений совести. Нужна сказка — пусть будет сказка. Мне пофиг, лишь бы поскорее закончилось.
***
Телевизионщики успокоились под утро. Шумно собрались, оживлённо обсуждая предстоящий монтаж, а после свалили, не прощаясь. Из их переговоров стало понятно главное — материал необходим срочно. Почти вчера.
Едва вернулся в номер, позвонил помощник, словно за дверью стоял и подглядывал в ожидании, когда я освобожусь:
— После обеда пресс-конференция в центральном выставочном зале. С тобой проведут инструктаж. Расскажут, что отвечать и в каком порядке. Потом ты свободен. На все четыре стороны. Если по времени получится — встретишь друга. Он прибывает сегодня. Оставшиеся деньги скоро поступят на твой счёт.
— А дальше?
— Я бы свалил с планеты на ближайшем корабле, — снова посоветовал звонящий. — Мало тебе здесь проблем? Они же к тебе так и липнут. Удачи.
Но на этом суета не закончилась. В номер, для проформы разок стукнув в косяк, вошёл подтянутый человек, манерно сообщивший:
— Доброе утро. Я представляю службу протокола. Мне поручено проработать с вами комплекс действий, ограничивающий излишнее вмешательство в вашу личную жизнь и согласованных с общей канвой грядущего общения с журналистами.
... Понятно говорить этот тип не умел. Высокопарная, сложносоставленная заумь плохо ложилась на солдатское восприятие, требуя упрощения. А он словно упражнялся в интеллектуальном красноречии, вызывая с трудом сдерживаемое желание свернуть ему шею.
Какой кретин выбрал этого заучку для инструктажа? Вместо доступных, чётких пунктов звучал гибрид учебника по редко используемым словам и философско-политического справочника. Да я на середине фразы забывал, с чего всё началось!
Поручи мне подобное дельце, справился бы в разы лучше, без всяких учёб в колледжах и университетах. Я бы сказал:
— Приятель! Мы разработали легенду, чтобы тебя меньше доставали всякие борзописцы. Ничего такого, но кое-какие правки в твоей биографии появятся. Их мы сейчас и разучим.
На эту незамысловатую мысль у гостя ушло около получаса. Ещё три часа с четвертью ушли на проговаривание нескольких пунктов. И ещё минут восемь на сообщение о том, с кем мне предстоит сидеть за одним столом.