Пусть грянет гром
Шрифт:
Западный сопротивлялся, напоминаю я себе.
Но потом я думаю о лице Вейна, бледном и с оттенком зеленого, готового к тошноте или упасть в обморок или того хуже. Все, потому что я сказала ему, что ему, возможно, придется убить. Тоска по миру течет так сильно через Западные, это ненамеренное. Давая им бесконечный запас мужества. Неограниченные силы чтобы сопротивляться.
Я - Восточная.
Быстрые, хитрые ветры.
Восточные сделают все возможное, чтобы выжить...
Но у меня есть своя связь, говорю я себе, жалея, что не могу чувствовать напряжение
Я буду знать достаточно скоро.
Влажный воздух заставляет меня дрожать, когда я наблюдаю, как солнце тает в океане. Но пустота во мне чувствуется намного более холодной. Тишина начинает душить меня, таким образом, я напеваю одну из любимых песен своего отца, позволяя низкой, глубокой мелодии заполнить воздух. Это печальный рассказ о потере и тоске. Погоня за вещами, которые никогда не могут быть пойманными.
Я всегда думала, почему же мой отец так сильно это любил, но сидя здесь, ожидая возвращения врагов, я думаю, что, наконец, приблизилась к разгадке. Успех не всегда означает триумф.
Это о ведении, продолжении сражения. Даже если бой не может быть выигран.
– Ты не кричала, - произнес скрипучий, мужской голос, заставляя меня подпрыгнуть. У него акцент, который я не могу распознать... чистый и точный. Как будто каждое слово имеет острые края.
– Разве ты не хотела по звать на помощь?
Эхо его голоса заполняет каждый миллиметр пещеры, и невозможно сказать точно, где он прячется.
Я прочищаю горло.
– Я бы хотела сохранить голос.
– Это прекрасный голос, - соглашается он.
– Я наслаждался им. Но ты действительно думаешь так мало о себе, что полагаешь, что никто не придет, чтобы спасти тебя?
Да.
Вместо этого я говорю:
– Вы оставили меня с не завязанным ртом по причине. Которую я решила не выяснять по какой.
Он смеется. Скрипучий, глухой звук, от которого мне становится холодно.
– Ты - умная девочка, не так ли? Я должен признать, что нахожу тебя невероятно увлекательной.
– Рада, что развлекаю тебя.
– О, это намного больше чем развлечение. Намного больше.
– Он затихает, и я могу сказать, что он изучает меня, даже притом, что я не вижу его.
– Поэтому скажи мне, умная девочка. Как я должен называть тебя?
– Одра.
– Я не вижу никакого смысла врать. Плюс в его тоне есть подлинное любопытство. Возможно даже след искренности. Я решаю проверить свои границы.
– Как я должна называть тебя?
– Давай, на данный момент, придерживаться тебя, а?
– Но я уже ответила на все твои вопросы. Не должен ли ты ответить хоть на один из моих? Это всего лишь честно.
– Ах, значит, ты все еще по-дурацки считаешь, что мир, в котором мы живем, справедлив?
–
– Я киваю на обернутое в морскую водоросль запястье.
– Таким образом, я предполагаю, что у тебя есть своего рода моральный компас.
– Он молчит так долго, что я волнуюсь, что пересекла черту. Но когда он снова говорит, это вот что:
– Выбери другой вопрос, и я отвечу на него.
– Сотни вариантов роятся в моем разуме, но я выбираю что-то, что могло бы заработать мне еще один вопрос.
– Где я?
– В пещере.
Он смеется, когда я хмурюсь.
– Хорошо. Хорошо. Очевидно, ты хочешь спрашивать и получать качественные ответы. Какой требовательный заключенный. Я полагаю, что точное название пещеры - Потерянное Побережье. Земные зрители решили, что для их неуклюжих, направляющихся землей тел было слишком трудно добираться, таким образом, они почти оставили ее несколько лет назад. Что делает ее превосходным местом для того, чтобы прятаться.
Так он прячется от кого-то.
Работая в одиночку.
Это звучит не как Буреносец.
Но он сражается как один из...
– Твоя очередь, - говорит он, прерывая мои размышления.
– И поскольку эти вопросы стоят мне теперь, я перехожу к более интересным. Как Бури убедили тебя присоединяться к опекунам?
– Я вызвалась добровольно.
– В то время я думала, что покрываю причиненный ущерб, причиненный смертью моего отца. Плюс он попросил меня своим последним дыханием заботиться о Вейне.
Если бы я сдержала то обещание и осталась, чтобы сделать свою работу, меня бы здесь не было.
– Ты вызвалась добровольно?
– повторяет он, выходя с тени у входа. Даже при том, что темный плащ полностью закрывает его лицо, я могу чувствовать его глаза, смотрящие в мои.
– Я думал, что твой вид, как предполагается, мирный. И как ты сохраняла себя скрытой все эти годы? В последний раз я слышал, все, что было у нас в запасе - это мальчик.
Я прикусываю губу.
Он должен думать, что я действительно Западная, что может реально сработать в мою пользу. Лучше, чтобы он не знал, насколько легче меня можно было сломать.
– Предполагалось, что это будет моя очередь задавать вопрос, - напоминаю я ему, избегая его.
Он усмехается.
– В тебе есть огонь. Борьба. Ты прокрутила бы меня на пляже с тем жалким небольшим шипом ветра, если бы могла, не так ли?
Я все еще пытаюсь выяснить, как ответить, когда холодный ветер ударяет меня по щеке, жаля как лезвие ножа. Я с трудом проглатываю боль, отказываясь позволять ему увидеть, что он может причинить мне боль.
– Видишь? Огонь.
– Он придвигается поближе, его шаги, столь легкие, они не оставляют отпечатков на песке. Как он движется - это неестественно, почти скользит, и когда он зовет порыв к себе, я не могу понять слов.
– Ты отличаешься от других, - шепчет он.