Пустая лодка. Беседы по высказываниям Чжуан Цзы
Шрифт:
«А я хотел бы быть похоронен рядом с Альбертом Эйнштейном, — признался другой, которому недавно исполнилось восемьдесят три, — величайшим ученым, гуманистом, философом, сторонником мира».
Затем оба они посмотрели на третьего. Тому уже стукнуло девяносто три года. «Хорошо бы, чтобы меня похоронили вместе с Софи Лорен», — сказал им тот.
Оба его собеседника возмутились. «Да она ведь еще жива», — гневно воскликнули они.
«Ну да, — согласился третий старик, — так и я тоже!»
Это, пожалуй, был редкостный старик. Девяносто три года, а он заявляет: «Так и я тоже пока жив, и пока еще очень ничего!» Почему жизнь должна беспокоиться о смерти?
Когда Сократ умирал, произошла та же самая история, что и с Чжуан Цзы. Ученики были очень озабочены предстоящими похоронами. Они подступили к нему с вопросами: «Что нам нужно делать?»
Говорят, что Сократ ответил: «Мои враги дают мне яд, чтобы убить, а вы строите планы, как меня похоронить, — так кто же мне друг, а кто враг? Вы, и те, и другие, интересуетесь моей смертью; похоже, вообще никого не интересует моя жизнь».
Ум каким-то образом страдает манией смерти. Ученики Чжуан Цзы спорили о том, что им надо делать — а умирал мастер, и это уникальное явление происходило прямо на их глазах.
Будда — Чжуан Цзы — достигал своей конечной кульминации. Такое случается очень редко, раз-другой в миллионы лет. Пламя пылало. Его жизнь подошла к точке абсолютной чистоты, где она становится божественной, не человеческой, где она — это итог, а не частица, где начало и конец встречаются, сливаясь воедино, где все секреты раскрыты и все двери распахнуты, где не остается замков. Там было все таинство… А ученики думали о похоронах — слепо, абсолютно слепо, в упор не видя того, что происходит перед ними. Их глаза были плотно закрыты.
Почему же так случилось? Эти ученики, — уж не думаете ли вы, что они знали Чжуан Цзы? Как они могли его знать? Если они упустили Чжуан Цзы в его высшем великолепии, как же можно поверить в то, что они сумели уловить его, когда он работал с ними, работал над ними, продвигался вместе с ними, вскапывал землю в саду и бросал в нее семя, разговаривал с ними, просто с ними был?
Как же можно предположить, что они знали, кем был Чжуан Цзы? Если они не заметили его высшее великолепие, то трудно не понять, что они всегда упускали его. Они и должны были все прозевать. Когда он говорил, они, вероятно, раздумывали: «О чем это он говорит? Что он имеет в виду?»
Смысл того, что говорит просветленный — это вовсе не то, что вам следует открыть или понять; он просто есть — и вам нужно лишь внимать ему. Он предназначен не для понимания, не для открытия, он не спрятан, это совсем не то, что необходимо интерпретировать. Просветленный не говорит теориями, он приводит вам простые факты. Если ваши глаза открыты, вы их увидите; если ваши уши могут слышать, вы услышите их. Ничего больше от вас не требуется.
Вот почему Иисус не устает повторять: «Способные слышать, да услышат. Способные видеть, да увидят». Больше ничего не нужно — просто откройте глаза, откройте уши.
Будда, Чжуан Цзы или Иисус — они не философы вроде Гегеля или Канта. Если вы читаете Гегеля, то нужно докапываться до смысла. Он крайне труднодоступен — очень похоже, что Гегель приложил все усилия, чтобы сделать понимание его настолько трудным для вас, насколько это вообще возможно, наплетая слова вокруг слов, делая все загадочным. Поэтому, когда вы впервые сталкиваетесь с Гегелем, он кажется вам великолепным, высочайшим достижением, но, чем больше вы будете проникать в него и чем больше вы будете его понимать, тем меньшим он будет становиться. В тот день, когда вы его поймете,
Весь трюк заключается в том, что вы не можете его понять, и поэтому он кажется вам таким великим. Поскольку вы его не понимаете, ваш ум поставлен в тупик, ваш ум не может уразуметь, что же здесь к чему, и эта штука выглядит очень таинственной, непостижимой, недоступной для понимания. Это не так, она всего лишь вербальна, словесна. Гегель пытается все спрятать, но при этом он ничего не говорит. Более того, он пользуется словами, не вкладывая в них вообще никакого внутреннего содержания.
Поэтому такие люди, как Гегель, сразу же добиваются уважения, но по прошествии некоторого времени уважение к ним и оценка их исчезают. Люди же, подобные Будде, уважаются и ценятся не сразу, но, чем больше проходит времени, тем больше вы их цените. Они всегда опережают свое время. Проходят столетия, а потом — потом их величие начинает проявляться, потом их величие начинает выходить на поверхность. Спустя много времени вы можете почувствовать их, ибо истина их так проста; нет мусора, нету хлама вокруг нее. Она настолько фактична, действительна, что вы просто ее утратите, если начнете думать о ней.
Слушая Чжуан Цзы, просто слушайте. От вас не требуется ничего другого, кроме пассивного восприятия, кроме открытого сердца. Все ясно, но вы можете так все поставить с ног на голову, что сами будете обескуражены своим собственным творением. Те ученики, которые, вероятно, всегда упускали Чжуан Цзы — они снова прозевали его. Они беспокоятся о том, что нужно сделать.
Постарайтесь понять этот момент: мудрый человек всегда касается сути, а человек невежественный всегда старается выяснить, что же нужно делать; для него суть — это не вопрос.
Для Чжуан Цзы имеет значение суть, он связан с внутренним, с содержанием; а ученики озабочены делами, которые им предстоят. Если наступит смерть, что нужно сделать? Что мы должны делать? Мастер близок к смерти, так что там у нас насчет похорон? Тут нужно все распланировать.
Мы спятили из-за планирования. Мы планируем жизнь, мы планируем смерть, этим планированием мы разрушаем спонтанность, разрушаем красоту, разрушаем весь экстаз жизни.
Мне рассказывали, как умирал атеист. Он не верил ни в Рай, ни в Ад, но все равно он решил, что лучше всего будет прилично одеться перед тем, как умереть. Он представления не имел, куда он отправляется, потому что ни во что не верил, но все равно — он явно куда-то уходил, поэтому перед тем, как отправиться куда-то, это как должное — быть опрятно одетым.
Он был человеком манер, этикета, поэтому он надел свой лучший выходной костюм, галстук и все такое прочее, а затем он умер. Позвали рабби, чтобы его благословить. «Этот человек, — заметил рабби, — никогда не был верующим, но смотрите, как прекрасно он сумел все спланировать! Он же неверующий, он же считал, что впереди у него ничего нет, но как он аккуратно оделся и готов предстать перед Всевышним!»
Даже если вы чувствуете, что впереди у вас ничего нет, вы все равно постараетесь все заранее спланировать, потому что ум всегда хочет играть будущим. Он прямо-таки в восторге, планируя будущее, но он ужасно несчастен, если ему приходится жить в настоящем. А планирование на будущее — о, оно выглядит прекрасным. Как только у вас появляется время, вы начинаете планировать на будущее, этого ли мира, или того — это не важно, но — на будущее. И ум наслаждается планированием. Планирование — это просто фантазия, мечтания, сны наяву.