Пустоцвет
Шрифт:
Без лишних слов Дмитрия довезли до старой двухэтажки — надо же, еще не снесли! — выдали ключи, непрозрачную пухлую папку и оставили одного, пообещав, что сейчас зайдет человек, который все объяснит.
Мужчина посмотрел на закрывшуюся за встречающими дверь комнаты, потом обвел взглядом помещение — пыльно, грязно, убого. Он специально не сделал ремонт после жильца, не поменял мебель — хотелось, чтобы Мария в полной мере прониклась — так всё и стоит.
Похоже, теперь проникаться придется ему.
Открыл папку —
Стукнула дверь, Дмитрий поднял голову и замер — Щербаков.
— Поговорим? — мужчина огляделся, брезгливо поморщился и остался стоять.
— Итак, ты вернулся. Леонид Иванович просил передать, что видеть тебя не желает. Хочешь спокойной и долгой жизни — комната у тебя есть, руки-ноги на месте — устраивайся, ищи работу, начинай новую жизнь. К Таисии не лезь, один раз тебя поблизости от девочки увидят или узнают, что ты интересовался — второго шанса, как сейчас, никто не даст. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я.
Сомов кивнул.
— Далее, мать тоже не ищи. Если она сама пожелает с тобой увидеться, тебе дадут знать. Деньги, — Анатолий Александрович кивнул на конверт, — экономь, больше благотворительности не предвидится. И да, за тобой будут присматривать, так что, не разочаруй Леонида Ивановича, не заставь его пожалеть, что с тобой обошлись мягко. Надеюсь, ты всё понял.
Сомов еще раз кивнул, и Щербаков, не прощаясь, вышел из комнаты, гулко хлопнув дверью.
Вот и началась новая жизнь.
Дмитрий пересчитал деньги — не густо. Работу придется искать быстро, но где? Какому работодателю нужен проворовавшийся и отсидевший в колонии бывший финансовый и генеральный директор? Даже просто менеджер с таким «послужным списком» никому не интересен, значит, придется искать что-то другое.
Через три дня он устроился дворником, благо, колония отучила от барских замашек и приучила к физическому труду.
Жизнь потянулась однообразная — подъем до свету, работа, бесконечные мокрые листья и окурки, бумажки от конфет, пластиковые бутылки. Иногда — собачье дерьмо. Иногда — не собачье.
Прошли месяцы, наступила зима, теперь он воевал со снегом и льдом, проклиная погоду. Подумать только, раньше он внимания не обращал на снег, ему даже где-то нравилась зима. Хотя — с чего бы ни нравилась, если он видел ее из окна машины или кабинета, если дорожки чистить приходилось кому-то другому?
Научился готовить, мыть пол и стирать, причем, вручную — машинки у него не было, а с его зарплатой еще копить и копить! С соседями по коммуналке он не то, чтобы подружился, просто они не трогали его, а он не замечал их — помогала репутация недавно откинувшегося, с ним не связывались. В противном случае, не поздоровилось бы, район-то не самый респектабельный! Временами Дима с тоской вспоминал первую жену — какой же он был идиот! Чего не хватало?
О новой Машиной жизни он ничего не знал, но однажды, в конце января, после особенно обильного снегопада, Дмитрий заканчивал расчистку на площади у Дома Творчества. Ледяной городок, построенный специально для развлечения маленьких жителей города, днем никогда не пустовал, поэтому дворник спешил завершить работу пораньше.
Почему-то ему было больно смотреть на веселых и счастливых ребятишек, слушать их гомон, наблюдать, как папы и мамы катают детей на санках, как все вместе скатываются с большой горки. Только и остается — смотреть с завистью на чужое счастье, прозябая на обочине жизни.
Дмитрию осталось вывезти несколько тележек отколотого льда, он спешил — уже девять, на горке начали появляться дети с родителями — и тут он увидел Машу. Вернее, сначала услышал.
— Саша, подожди, смотри за братом, он же не успевает за тобой.
Вздрогнул, как от удара, развернулся и замер — Маша…
Красивая, хорошо одетая, весёлая, круглая — беременная?? Под шубкой живот выпирает, не спрячешь. Идет под руку с тем самым Корневым, который ему фигнал поставил. Двое мальчишек, наперегонки бегущих к горке.
Вот тебе и пустоцвет…
Маша с Егором прошли мимо, что-то обсуждая — кто обращает внимание на какого-то дворника? Он и сам раньше, в той, прежней жизни, не замечал прислугу.
Дмитрий смотрел, жадно, стиснув зубы, вцепившись в ручку лопаты до боли в пальцах.
Пацаны бегали, катались, толкались, громко хохотали — как самые обычные дети. Старшему сейчас — он посчитал в уме — лет восемь, а младшему года на три-четыре меньше. Он не умел точно определять возраст детей, как-то, раньше, не интересовался этим. Видно, что братья — похожи друг на друга.
В какой-то момент старший подбежал к сугробу, зачерпнул, слепил снежок, запустил им в брата, тот возмущенно завопил, и вот уже оба мальчишки, по уши в снегу, барахтались в куче, раскатывая ее и рассыпая.
Паршивцы, ему снова убирать все это!
— Сережа, ну-ка, немедленно вылезь! — строгий мужской голос. — Саша, смотрите, что вы наделали? Дядя все утро чистил снег, а вы?
Мальчишки встали, отряхиваясь, понуро посмотрели на растоптанную кучу.
— Мы поправим! — вызвался старший. — Пап, где взять лопату?
Корнев кивнул на дворника, который так и стоял столбом.
— Дяденька, — подскочил к Сомову мальчик, — простите нас, мы сейчас все соберем, только дайте мне вашу лопату!
Высокий мальчик, взгляд открытый, доброжелательный. Видно — любимый ребенок. Как и он сам когда-то, только ему и в голову не пришло бы помогать дворнику.
Дмитрий отдал лопату и встретился с взглядом Корнева. По резко сузившимся глазам мужчины, Дмитрий понял — узнал.
Оглянувшись на Машу, которая отряхивала снег с шубки, стоя вполоборота, Георгий шагнул ближе и коротко бросил: