Пустое зеркало
Шрифт:
Привратник кивнул:
— Теперь я припоминаю, господа. Вчера мне действительно пришлось покинуть это место пораньше. Чем еще я могу вам служить?
Гросс посмотрел на адвоката.
— Вертен, пожалуйста, дайте уважаемому за труды.
Получив флорин, привратник немедленно скрылся. А криминалист повернулся к пожилой даме, тронув край котелка.
— Сударыня, меня интересует, не проходил ли здесь вчера вечером господин лет шестидесяти, одетый в шерстяной трахтен.
— Вы полицейский? — спросила женщина, кладя локти на подоконник.
—
— Сегодня тут крутились двое полицейских, разговаривали с герром Игнацем, привратником. — Фрау Новотны презрительно поморщилась. — Стучали в двери. Но свою я не открыла. Потому что не люблю полицейских. — Она внимательно их оглядела. — Но вы двое на них не похожи. От полицейских денег не дождешься. А вы выложили этому пьянице флорин ни за что.
— Мы привыкли благодарить за любую помощь, — сказал Гросс.
— А что он сделал, этот человек в трахтене?
— У нас есть основания полагать, что с ним что-то сделали, — ответил криминалист. — Дело в том, что он пропал.
— Наверное, важная птица, если заставил всполошиться полицейских. Да и вы двое, я вижу, серьезные господа, не стали бы зря беспокоить горожан.
— Да, — согласился Гросс.
— Около семи, вы говорите? — Она задумалась. — Возможно, я его и видела, только что-то не могу вспомнить.
Гросс выразительно посмотрел на Вертена.
— Будьте добры.
Вертен со вздохом вытащил из кошелька очередной флорин и протянул женщине.
Она положила его на подоконник между локтями.
— Думаю, это было ближе к семи тридцати. В это время герр Дитрих всегда возвращается с работы. Поздно приходит наш герр Дитрих. Наверное, где-то имеет пассию. А иначе как? Работает много, а достатка не видно. Фрау Дитрих всегда одета по прошлогодней моде. Да и растолстела она, должна я вам сказать.
— Значит, вы связываете прибытие герра Дитриха с человеком в трахтене? — прервал ее Гросс.
Она улыбнулась, показав коричневые зубы. Затем принялась разглядывать одинокий флорин на подоконнике.
Вертен не мешкая добавил фрау Новотны второй, и у нее моментально прорезался голос.
— Он проходил здесь, как раз когда герр Дитрих вошел в свою квартиру. Шел медленно. Мне даже показалось, что господин нездоров.
— В это время кто-нибудь еще был на улице? — спросил Гросс.
— А вот это не помню. И говорю так не для того, чтобы выклянчить еще монету. Я не жадная. Да, этот господин проходил здесь. И я еще обратила внимание, что он одет почти по-зимнему.
— На улице тогда стояли какие-нибудь экипажи?
— Тут всегда стоит одна карета. Или две. Это ведь не Оттакринг какой-то. У нас тут вокруг живут достойные господа. И городские власти заботятся, содержат все в должном порядке. В тот вечер тоже, помню, ремонтировали сточную трубу. Вон там. — Она показала.
— Вы не видели, он дошел до угла? — продолжал интересоваться Гросс.
— Нет. Честно говоря, тут ведь особенно любоваться было нечем. Вдобавок на плите закипел чайник, и мне пришлось бежать на кухню.
Они распрощались с фрау Новотны и двинулись дальше.
— Вряд ли такая информация тянет на три флорина, — проворчал Гросс, как будто потратил свои деньги.
Вечером они были почетными гостями у Густава Климта, который решил отпраздновать свое освобождение в ресторане «Бирклиник», известном своими замечательными рыбными блюдами. Для этой цели фрейлейн Флёге сняла кабинет на втором этаже. Пришли также мать Климта с дочерьми и его соратник по Сецессиону художник Карл Молль. [29]
29
Карл Молль (1861–1945) — австрийский художник, один из соучредителей венского Сецессиона. Позднее занимался продвижением творчества Климта, а в 30-е годы проявил себя как убежденный национал-социалист; в 1945 году, когда советские войска входили в Вену, Карл Молль вместе со своей дочерью и ее мужем покончил жизнь самоубийством.
Ресторан «Бирклиник», казалось, был призван разубедить иностранцев, что основные блюда венской кухни — это кислая капуста, сосиски и колбаса. Здесь вдоль стен в вестибюле стояли огромные резервуары с рыбой, так чтобы любой посетитель мог выбрать себе по вкусу. Если вам понравилась, например, вон та форель, ее немедленно приготовят для вас с мадерой и лимоном и подадут с гарниром, а также петрушкой и нежнейшим салатом латуком, политым свежевыжатым рапсовым маслом и белым вином.
За столом славили освобождение художника из тюрьмы, а также благодарили Вертена и Гросса за помощь.
Но Гросс не собирался принимать похвалы.
— Мы тут ни при чем, герр Климт. Вашему освобождению способствовали обстоятельства. Последнее убийство случилось, когда вы сидели в кутузке. Вот и все.
— Но вы бы в любом случае доказали мою невиновность, доктор Гросс, — возразил Климт. Его голос слегка дрожал: он уже приканчивал четвертую кружку пива. — Я в этом уверен. — Он повернулся к адвокату. — Позвольте выпить и за вас, Вертен. Вы настоящий друг.
— Который привел к вам Ландтауэра, и этот тип вас чуть не убил?
— Думаю, вы оба немного расстроены, — продолжил Климт, не обращая внимания на замечание адвоката. Он встретился глазами с Гроссом. — Я бы наверняка расстроился, если бы меня прервали посередине работы над картиной. Ведь хочется закончить дело, верно?
— Густль. — Фрейлейн Флёге подергала его за рукав. Сегодня по случаю торжества Климт облачился в белый костюм с широким красным поясом-шарфом. Левую руку у него театрально поддерживала живописная повязка. — Я уверена, у этих господ много других дел. Не все способны гоняться за воплощением своих замыслов, как ты.