Пустошь

Тепляков Андрей Владимирович

— А они случаются?

— Иногда. Редко.

Анна хотела что-то сказать, но Майкл не дал ей такой возможности, заговорив первым.

— По другую сторону стоят Краучеры. У них грузовик. Возят топливо, разные грузы. Они на жаловании у военных. Те не очень любят соваться в пустошь.

— Их можно понять.

— Можно. Краучеры держат скорость около тридцати пяти миль в час. Знаете, сколько им требуется времени, чтобы добраться до Кубы?

— Сколько?

— Четверо суток!

— Боже мой!

— Да. Интересно, правда?

— Чертовщина какая-то! Но это бессмысленно!

— Не так уж и бессмысленно. Когда я сопоставил все это, у меня получились три точки на графике, ситуацию в которых я знал. Я аппроксимировал эти данные и получил все остальные точки, которые меня интересовали.

— Что вы сделали?

— Это математический термин. Он означает… Не важно, что он означает. Важен результат, который я получил.

— И что там?

— Если

бы Краучеры двигались со скоростью тридцать миль в час, время в пути составило бы девять дней. При двадцати — полтора месяца. При пяти милях в час — год. При двух — почти четыре года!

— Боже мой!

— Да уж. Но и это еще не все.

— А что же еще?

— Когда Хорек поехал в последний раз, у него пробило колесо, и он начал терять скорость.

— Да, я знаю. Линда давала мне прослушать запись.

— Правда? Наверное, ей не очень хотелось, чтобы вы отправились в путь.

— Скажем так — она была не в восторге.

— Если вы слушали запись, то знаете, что каждый ответ Хорька приходил позже предыдущего.

— Да.

— Я считаю, что скорость и время прохождения сигнала так же связаны. Здесь я снова опирался на свой опыт и опыт поездок Краучеров и Грантмахера. Вы знаете, что ответы Краучеров Линде запаздываю минут на двадцать?

— Неужели?

— Да. Если разделить эту цифру на два, мы получим время прохождения сигнала. Около девяти минут. Девять минут! Вы только подумайте об этом!

Майкл быстро взглянул на Анну. Не заметив никакого благоговения на ее лице, он снова повернулся к дороге и продолжил.

— Передачи Грантмахера не задерживаются. По крайней мере, задержка неуловима. Наши запаздывают совсем немного. Снова есть три точки.

— И вы снова проделали эту вашу аннексацию?

— Аппроксимацию.

— Да, я так и подумала.

— Проделал и получил очень интересные цифры. На скорости двадцать пять миль в час сигнал будет идти четырнадцать часов, при этом время в пути составит девятнадцать часов. При скорости двадцать сигнал будет уже идти шесть дней, пять — полтора года и так далее.

— Так вот почему передачи Хорька шли с таким запозданием.

— Он терял скорость. Я думаю, он остановился.

— Майкл?

— Да.

— А что будет, если машина остановится в пустоши? Наверное, вы это тоже посчитали. Сколько времени понадобиться, чтобы потом добраться до Кубы?

Он вытянул губы.

— Этого никто не знает.

— Я думаю, вы знаете.

— Можно только предполагать…

— Это будет дорога в один конец?

— Точно.

Майкл закрыл окно и подкрутил регулятор печки. В машине запахло теплом. В любом другом месте размеренное движение большого автомобиля, мерно покачивающегося на рессорах, сухое тепло салона и мягкие кресла создали бы ощущение мира и уюта — ощущение дома. Но этого не произошло. Анна, пораженная его словами, замолчала и стала смотреть вперед на исчезающую под колесами дорогу. Майкл тоже хранил молчание. Говорить было не о чем. Все, что он знал, все, что смог понять, не делало это путешествие ничуть более безопасным. У него не было слов, чтобы успокоить ее. Они оба находились в объятиях стихии, немыслимой и непостижимой. Все, что можно было сделать, это ждать и надеяться.

Разноцветные огни на панели управления зажигались и гасли. Майкл вспоминал тот день, когда впервые решился поехать в пустошь. Тогда у него была другая машина. Старенький «Бьюик», который достался ему от отца. У него не было ни малейшего опыта, никаких знаний — ничего. Только твердая решимость, почти потребность, которую он так и не смог себе объяснить тогда. Да и сейчас тоже. Они сидели в кафе с Хорьком и Линдой, и тот давал последние наставления.

«Никогда не дергайся», — говорил Хорек, развалившись на кресле, окруженный туманом сигаретного дыма. — «Что бы ни случилось, нельзя запаниковать». Майкл ничего не ответил. «Пустошь — странное место. Иногда мне кажется, что она наблюдает за мной. Оценивает. Что-то ищет. Ты должен помнить об этом и всегда быть на стреме. Одна ошибка, самая маленькая ошибка — и тебе конец. Она хитрая, эта сука!». Линда поморщилась, она не любила, когда ее Бенни ругался. Высказав эту глубокую мысль, Хорек довольно долго молчал, дуя пиво. В те дни, если он не находился за рулем в пустоши, он пил. Начинал с утра и под вечер нализывался почти в стельку. Майкл помалкивал. Ему было страшно. Хотелось бросить эту затею и вернуться домой. Но Бенни никогда не сомневался. У него хватило смелости сунуться в пустошь тогда, когда никто из отправившихся туда не возвращался. Хорек был решительным и победил. Он проложил дорогу. Приобрел опыт. В те времена он говорил, что, если у тебя на плечах голова, а не тыква, можно ничего не бояться. Так он считал до тех пор, пока не произошла трагедия с его пассажирами. После этого он притих и стал угрюмым, но поездок своих не прекратил. «В конце концов, мы не будем жить вечно», — говорил он. — «Скоро солдатня окончательно разберется что к чему и тогда —

фьють — хрен нас туда пустят. Будем сидеть у себя на крыльце и заниматься пустой болтовней». Выйдя из кафе, Хорек отправил Линду к рации, а сам пошел вместе с Майклом проводить его до машины. Когда тот сел за руль, Хорек наклонился к нему. «Я не могу поехать с тобой», — сказал он. — «Потому что это должен сделать ты сам. Только ты должен принять решение — можешь или нет. Но я хочу, чтобы ты кое-что знал». Майкл вопросительно взглянул на него. Хорек медлил, глядя куда-то вдаль. В глазах его появилось выражение тоски. В те дни оно периодически возникало на его лице, и никто, даже Линда, не мог понять, что с ним происходит. «Ты помнишь этих ребят, которых я привез недавно?», — спросил он. Майкл ответил, что помнит. Такую жуткую историю трудно было забыть. «Так вот, с ними была девочка. Маленькая девочка лет десяти. Она умерла последней». Майкл кивнул. Хорек перестал пялиться вдаль и посмотрел на Майкла. Глаза его горели. «Она не умерла, Майкл! Я видел ее неделю назад. Она стояла на этой чертовой дороге! Прямо на разделительной полосе! Стояла и смотрела на меня. Я несся со скоростью не меньше шестидесяти миль. Дорога там прямая. Никого. А через секунду — она! Стоит себе ярдах в ста от меня! Я так испугался, что чуть не обделался. Но это ладно. Я чуть не слетел с дороги! Когда я снова поймал машину, ее уже не было. Только шоссе!». Заметив удивленный взгляд Майкла, он добавил. «Я не сумасшедший, Майкл. Я действительно ее видел». «Но ее не может быть там! Она умерла!». «Эта тварь, эта пустошь — она смотрит на нас, Майки. Если тебе покажется, что ты не выдерживаешь — брось. Оно того не стоит. Не думаю, что после такого я сам буду долго ездить. Одной подобной истории хватит, чтобы обеспечить кошмарами на всю жизнь… Линде не говори». Майкл пообещал.

Он поехал в пустошь и преодолел ее. То чувство триумфа, которое он испытал в тот день, до сих пор еще помнится очень отчетливо. А через три недели после этого Хорек уехал в пустошь и не вернулся.

Тот разговор долго не шел у Майкла из головы. Первое время его это мало беспокоило. А потом он и сам кое-что увидел. Тогда у него уже был «Сабурбан», который казался надежным, как крепость. Пересекая пустошь на нем, Майкл позволял себе расслабиться. Даже установил магнитолу. Марк Болан из «T-Rex» призывал всех крутить задницей, когда он увидел это — ребенка, ползущего по дороге. В какой-то безумный момент ему даже показалось, что это Сэм. Бред, конечно, все годовалые дети похожи. Но ощущение было очень сильным. Услышав шум двигателя, ребенок остановился и сел посреди дороги, повернувшись к нему лицом. Он поднял руку, указывая пальцем. На мгновение Майклу показалось, что он показывает прямо на него.

На принятие решения было не больше двух секунд. Ребенок продолжал сидеть на дороге, вытянув руку. «Это Сэм! Это ведь Сэм!» — билось у Майкла в голове. — «Но как он мог попасть сюда? Это невозможно! Это совершенно невозможно!» В следующую секунду он вывернул руль. Машина тяжело запрыгала по обочине, и ему чудом удалось удержать ее. Когда он снова выбрался на дорогу, никого не было. С тех пор он ездил много раз, но ничего подобного не повторялось. Но именно в тот день пустошь впервые заговорила с ним.

Это был не обычный разговор — он ощущался где-то глубоко в голове, всплывал в виде неясных образов и тихого, едва уловимого шепота, который не в силах был заглушить никакой шум. У Майкла не было никаких озарений или развитой интуиции — это пустошь, ее голос вел его за собой. И, чтобы услышать его, он раз за разом снова садился за руль.

Однажды, разговаривая с Краучерами, он осторожно спросил, не видели ли они на дороге чего-нибудь странного. «Что ты имеешь в виду?» — спросил его Хомер, старший из братьев. «Сам не знаю», — ответил Майкл. — «Что-то необычное». Тогда Хомер ничего ему не сказал. Но позже, когда он пригнал к Майклу в автомастерскую свою машину, и они сидели в подсобке, ожидая, когда Чак закончит диагностику, он вновь вернулся к этому разговору. «Ты спрашивал, не видели ли мы чего-нибудь странного», — сказал он. Майкл кивнул. «Я тут подумал и все-таки решил тебе сказать. Ты парень образованный, может быть, скажешь, что это было». «Что вы видели?» — спросил Майкл. Хомер посмотрел на него сердито. «Собаку. Это была собака. Большой черный ньюфаундленд. Первый раз он появился в мою смену, пока брательник спал. Эта тварь стояла прямо на дороге, пригнув голову к земле, и скалилась. Мне показалось, что она готовится прыгнуть. Вся напружинилась, аж дрожит! Черт ее знает, откуда она там взялась. Я уже почти поравнялся с ней, и тут она рванула. Я был уверен, что она выбьет стекло, ворвется в кабину и вцепится мне в глотку. Еле удержался, чтобы не вывернуть руль. Все белье себе загадил». Майкл улыбнулся, но Хомер его не поддержал. Он был мрачен, как туча. «У меня так тряслись руки, что пришлось разбудить Горация. Иначе бы я точно слетел с дороги». «А собака? Что стало с ней?». «А хрен его знает! Исчезла. Но это не все. Потом я еще раз ее видел. И Гор тоже один раз. И всегда она бросалась на машину. Так что думаешь? Бредятина какая-то!»