Pustota
Шрифт:
– Каком вокзале? – удивилась мама и с испугом уставилась на полицейских, будто они только зашли. – Вы кто? Алёна, друзья твои?
– Алёна Алексеевна, как вы понимаете, что из того, что говорит ваша матушка правда, а что вымысел? – полковник стучал по фарфоровой чашке пальцами.
– Я не понимаю. Никто не понимает. Психиатр сказал, что, если мама пройдёт интенсивную терапию в больнице, занимающейся диссоциативной шизофренией, состояние улучшится… Но больница в Израиле.
– Понятно. Лейтенант, запиши, – полковник продолжал барабанить пальцами, обращаясь к маме: – Гражданочка,
– Спросите Володю.
– Какого Володю?
– Как какого? Маяковского! Каких ещё Володь вы знаете?
– Что вы имеете в виду?
– Ногти! – мама потрясла руками, увешенными золотыми браслетами. – Ногти оставьте у памятника Володи на растущую Луну, и всё поймёте!
– Лейтенант? – спросил полковник.
– Луна сейчас растёт, – доложил лейтенант, проверив в телефоне.
– Хорошо. Так, Алёна Алексеевна. Во-первых, проследите чтобы ваша мама никуда пока не ходила, ни с кем не встречалась. До последующих распоряжений. Во-вторых, вот два пакетика. В оба сложите образцы отрезанных вами ногтей. Один – мне, другой – лейтенанту. В-третьих, поедете сейчас с лейтенантом Мёдовым к памятнику Маяковского, и оставите около него образцы ногтей. Лейтенант снимет всё на видео. Дальше – ждите указаний.
– Могу воспользоваться служебным автомобилем? – смущённо спросил лейтенант.
– Валяй. После следственного эксперимента Алёну Алексеевну доставляешь сюда, а себя – в отдел.
Провожая взглядом служебную машину, уносящую лейтенанта Мёдова и Алёну, полковник Лихачёв смотрел им вслед подозрительно и настороженно.
Лейтенант всю дорогу молчал и исподтишка рассматривал Алёну. Однако стоило ей повернуться к водителю, как тот отводил взгляд. На площади Маяковского лейтенант вручит Алёне пакетик с отрезанными ногтями и направил на неё малюсенькую камеру го-про, скомандовав:
– Гражданка Алёна Алексеевна Подпрудная помещает аномальные образцы ногтей на постамент памятника Маяковскому…
Он жестом показал Алёне поторопиться. Она высыпала несколько тонких полосок ногтей, отрезанных у мамы, и положила на тёплый от солнца гранит. Разумеется, ничего не происходило. Лихорадочно придумывая оправдание, Алёна замямлила:
– Лейтенант, вряд ли что-то произойдёт… Мама же не здесь была, она могла перепутать, и вообще…
– Внимание! – закричал в камеру лейтенант. – Смотрите, образцы пропали! Исчезли! Только что они лежали здесь, и просто исчезли! Как обычные отрезанные ногти! Означает ли это, что отрезанные гражданкой Подпрудной ногти исчезают, но с бОльшим интервалом времени?..
Алёна знала, что это неправда. Для такого же эксперимента она хранила в рабочем столе ногти, отрезанные на следующий день после глитча в метро, вынесшего её на волосо-ногтевую станцию, и они не исчезали уже три недели как.
Но почему эти исчезли? Неужели мама и правда оказалась во всём замешена?
– Эксперимент закончен, – объявил лейтенант, выключая камеру. – Я отвезу вас домой. Никому не рассказывайте о нашем с полковником визите и об эксперименте. Выходите завтра на работу как обычно. Мы с вами свяжемся.
Алёна ничего не слышала от полковника и лейтенанта до конца недели. Олеся с ней почти не говорила, стыдливо уделяя всё время полировке инструментов.
В воскресенье утром лейтенант Мёдов явился в квартиру Алёны и показал пластиковый пакетик, заполненный её ногтями.
– Второй комплект образцов не исчез. Дело либо в памятнике Маяковскому, либо в вас.
Не спрашивая разрешения, лейтенант прошёл на кухню, где мама смотрела телевизор и «курила» пластиковую трубочку.
– Вы друг Алёны, – вспомнила она, запахивая халат.
– Да. Нина Васильевна, какая связь между памятником Маяковского и Аномалией?
Та пожала плечами и протянула лейтенанту пластиковую трубочку. Алёна жестом показала ему повторять за мамой.
– Вы были четырнадцатого августа на площади Маяковского? – «закурил» лейтенант. – Что там произошло?
– На Маяковке не помню, когда последний раз была. Ведь столько дел. То с Гипербореей, то с рептилоидами.
– Нина Васильевна, я знаю, что в день, когда у вашей дочери проявились аномальные способности, на Савёловском вокзале не было ни делегации из Савёловска, ни Моргенштерна, ни Урганта. Зачем вы мне врёте?
– Слушайте, лейтенант, – схватила его за локоть Алёна. – Вы что, не понимаете, что моя мама больна? Ей нужно лечение, без него она не сможет ни на какие вопросы отвечать!
– Вспомнила! – щёлкнула пальцами мама. – Маяковка – это не просто площадь!
– Так-так-так, – достал блокнот лейтенант. – Подробнее.
– Это ещё и станция метро! Так ведь, шоколадка?
– Ну да.
– Так и зачем вы по площади ходили? В метро и людей больше, и они разговаривают. А не как этот памятник. Вот там, может, встретите Урганта из Савёловска, которого ищете.
– Кого мы там ещё встретим? – напирал лейтенант.
– Одной лишь Инстасамке известно! – перекрестилась мама.
Лейтенант тут же потащил Алёну обратно на Маяковку, но сегодня он оказался без служебной машины.
– Зачем нам туда ехать? – робко спросила Алёна, пока они шли к метро через парк. – В прошлый раз ответов мы там не нашли. Моя мама просто говорит первое, что придёт в голову…
– Другой информацией мы не располагаем, – ускорял шаг лейтенант.
На входе на станцию Братиславская Алёну парализовал страх. После глитча с ногтево-волосяной станцией она не спускалась в метро. Со станции потянуло холодным ветром, и волосы на руках встали дыбом: Алёна поняла, что стоит ей сесть в поезд, как они окажутся на той же станции.
– Я не могу поехать, – столбом встала Алёна.
– Что ещё?
– У меня страх метро. Метрофобия! Знаете, распространено после Аномалии. Лейтенант, поедемте на Маяковку на вашей машине. Но в метро я не пойду, извините.
С полминуты лейтенант смотрел ей в глаза, не мигая. Когда Алёна сдалась и отвела взгляд, он сказал:
– Алёна, давайте выпьем кофе. Поговорим.
Ближайшим кафе оказался фастфуд, где Мёдов набрал себе несколько бургеров и упаковок картошки.
– Всю смену не ел, – пояснил он, когда они сели на фудкорте.