Пустота
Шрифт:
Пять часов утра в Саудади: рано, чтобы наступило утро, но уже слишком поздно для ночи. Толстяк Антуан стоял у погрузочной платформы и смотрел через ВПП некорпоративного порта на рассвет; за характерным силуэтом Церкви Рока наметились полоски бледно-зеленого и лососиного цветов. Он вытер руки. Тряпка, бывшая первоначально белым хлопковым платьем Ирэн, коротеньким, с надписью ХИГГС поперек груди, навевала почти ностальгическую вину и чувство измены. Чуть позже, словно желая усугубить его состояние, появилась и сама Ирэн, быстрым шагом пересекавшая выметенную ветрами цементную площадку рука об руку с Лив Хюлой. Они цеплялись друг за друга, сохраняя равновесие и чуть кренясь вперед на сильном ветру, и распевали. Ирэн была в болеро-жакетике от Винчи Нинтендино с чужацкими розовыми перьями футовой длины. В одной руке она сжимала свою характерную прозрачную косметичку, в другой – держала пару сиявших собственным светом красных лакированных кожаных туфель с пятидюймовыми каблуками.
– Хай, – приветствовал их Толстяк Антуан.
Они помахали ему и отозвались:
– Хай, Толстяк Антуан! Толстяк Антуан!
Можно подумать, не ожидали его застать в пятом часу утра на корабле, которым владели все трое совместно. Поднявшись на борт, женщины врубили «Радио Ретро» и принялись подпевать старым хитам, от «Ya skaju tebe» [11] до недооцененной, но длинной кавер-версии «Народа ящериц из бездны времени» Фрэнки Хэя. Преодолевая сонливость, они периодически взрывались энергичными перепалками и высказывали много дивных новых идей о сути вещей. Вскоре, клюя носами, но то и дело подхихикивая, женщины принялись изучать груз.
11
«Я ищу тебя» (искаж. укр.). Песня португальского композитора Родриго Леао.
– Толстяк Антуан, – заключила Ирэн, – оно большое.
– Ты так считаешь? – усомнилась Лив Хюла. – Не такое оно большое, как я ожидала.
Толстяк Антуан посмотрел на них.
– Я вам могу яичницу приготовить, – предложил он.
Обе полагали поистине удивительным, как Антуану удается сохранять свой новый стройный облик, если он только и делает, что ест.
– Можем яичницу в рубке поджарить. Кофе и хлеб тоже есть. Хлеб, правда, клейкий.
Ирэн обхватила его руками за шею:
– Или… Толстяк Антуан, послушай! Лив, ты тоже послушай! Или можем проехаться на рикше до Ретайро-стрит и потанцевать! Или пирожных поесть!
Лив тем временем опустилась на колени и заглянула в иллюминатор.
– Не слишком впечатляет, – заметила она.
– Моя очередь, – оттолкнула ее Ирэн. – А что это за саркофаг?
– Я там ничего особо интересного не вижу, – сказала Лив Хюла. – Можно свет включить? – Она перелистала декларации на груз.
– «М. П. Реноко», – прочла она. – «Товары длительного пользования. Транспортировать с осторожностью. Документы прилагаются». И куда мы это везем?
– Да Луш-Филд, – сказал Антуан, – где-то на планете X. Это в пятидесяти световых вниз.
– Толстяк Антуан, всё на свете в пятидесяти световых вниз.
6
Костяное радио
Ассистентка снимала угол у знакомой женщины по фамилии Бонавентура, хозяйки бара на Стрэйнт-стрит рядом с Зоной Явления. По ночам факелы взлетающих ракет озаряли комнату, пронизывая теплый воздух светом и вызывая впечатление скверного сна в баке, психической отдачи от ретрансляции механизмами бака мыслей и чувств прошлых клиентов. Они выступали на стенах многослойным цветастым вихревыпотом, точно граффити, нанесенные друг на дружку. Карты, артефакты, иномирские бабочки и всякое такое. Она привыкла. Ей это нравилось – хотя слово «нравиться» она никогда не применяла к описанию собственных эмоций. Иногда ассистентка размышляла, чьи сны ей снятся здесь.
Вечером в тот день, когда она впервые услышала слово «Перлант», через стену в комнату вошел человек, которого звали Гейнс. Она тут же поняла, что это не иллюзия из прошлого. Его появление испугало ассистентку. Выкройка, среагировав на испуг, активировалась; но Гейнс каким-то образом ее отключил. Ассистентка вскочила с кровати и замерла в центре собственной комнаты, нагая и растерянная, как ребенок, слишком поздно увидевший грозящее наказание, а Гейнс тем временем обошел ее, как неодушевленное существо, и направился к окну, точно она была магазинным экспонатом и не представляла для него никакой ценности.
– Странное место для жизни, – заметил он, глядя вниз по улице, когда-то весьма приличной, а сейчас снова заброшенной. Было уже поздно. Бары и стыковки нуэвского танго мало-помалу открывались, пульсируя и подмигивая неоновыми огнями. Вещая мягкими детскими голосками, реклама патрулировала тротуары. В стенах прокатывались басовые отголоски рева ракетных двигателей. Улица раскрывалась навстречу ночи, словно стеклянистый анемон под влиянием градиента питательных веществ.
– Оно и понятно: тут такая мешанина культур, надо же когда-нибудь и отдохнуть.
– Люди только к этому и стремятся, – ответила ассистентка. Она не была точно уверена, чего хотят люди.
– Они путают его с субстанцией.
– Не понимаю, о чем вы.
Гейнс сообщил, что речь идет о подоплеке бытия.
– О том, что не все на свете – поверхности и указатели.
Она жестом обвела стены комнаты, покрытые продолжавшей слабо мерцать чешуей галлюцинаторных выпотов, неудачных или прерванных сеансов связи с другими планетами.
– А как это возможно? – спросила она. – Как вообще возможно постоянство? В физической вселенной?
Тогда он отошел от окна и остановился совсем рядом, смерив ее взглядом, полным нового интереса.
– Эй, ну я же это знаю, – ответил он. – Я его видел.
Он усмехнулся.
– И теперь оно хочет видеть вас, – добавил он.
Он был из тех людей, по чьему виду сложно сказать, старше они или моложе, чем кажется. Здоровая кожа, улыбка, словно бы полная удовлетворения от недостатков, явленных миром. Он, видимо, полагал, что ему удается скрывать глубокую затаенную горечь. Длинные седеющие волосы завитками ложились на шею; возможно, он их немного смазал гелем. Одежда из хлопковой ткани, рубашка поло, светлые парусиновые туфли со следами белой глины на мысках – обличье это с несомненностью что-то означало, но ассистентка не могла проследить нужных отсылок [12] . Тщательно подстриженная красивая седая бородка создавала впечатление, что низ его лица выступает прямо в комнату. Нос тоже красивый. Но в полумраке и гаснущих отсветах ракетного цветозапуска самыми важными чертами его облика представлялись челюсть и спокойные синие глаза.
12
Вероятно, на Клинта Иствуда в ролях позднего периода карьеры.
– Вы из ЗВК, – догадалась она.
– Вы можете так считать, если хотите.
– Вы вообще здесь?
Он снова улыбнулся.
– Я выйду с вами на связь, – ответил его голос из воздуха.
Когда его не стало, ассистентка подошла к окну и постаралась разглядеть то, что увидел он. Раньше в тот же день случилась утечка математического кода из управляющих петель таранного оголовка круизного корабля, крупного лайнера компании «Креда». Дочерний код, запущенный в смешанном субстрате нанотеха и человеческих белков, ночью проник в вестибулярный аппарат невезучего жокея. Пилот успел ускользнуть через ворота порта, прежде чем код принялся изменять его, и долго шлялся по Саудади, пьянствуя в барах. К рассвету проявятся вспышки нового поведения. Порт уже закрыли, люди в униформе патрулировали его северную границу с рупорами наперевес, громогласно советуя всем держаться подальше.