Пустой человек
Шрифт:
Затих даже высунувшийся с балкона неуёмный Ганс, выдув в комнату струю сизого дымка, медленно растворяющуюся в воздухе.
– В каком смысле – твой дом? – угрожающе поинтересовался Влад. – Я заплатил, я и жить буду.
– Она к тебе в соседки напрашивается! – гоготнул Ганс. – А диван – один.
– Молчи, Немчинов, – оборвала его Светка. Он и Гансом–то стал из–за фамилии, несложные ассоциации в двадцать пять лет. – Сам позвал же!
– Я? – чуть не проглотив окурок, изумился тот. – В первый раз ее вижу. Я думал, Лёшка позвал. Скрасить Владу суровые будни.
– Сдурел? – с Лизиных коленей отозвался Лёха. – Она с вами же пришла.
Наступило молчание. Анжелика вопрос своего происхождения здесь и сейчас никак не прояснила. Влад немного поёжился от неловкой ситуации и спросил ещё раз:
– Девушка, милая, вы сюда как попали–то? Никто с вами не знаком, получается.
«А если так – почему все знают ее имя?», – пронесся у него в голове резонный вопрос.
– Я здесь живу, – повторила Анжелика и, помолчав, уточнила. – Мы выпивать сегодня будем?
Лёха, кряхтя, встал и несколько раз махнул рукой:
– Не опухла, кстати! Но болит, сука. У тебя второй табуретки нет? Доделать надо бы карниз.
Светка подошла к Анжелике и тихо спросила:
– Реально, чья ты знакомая?
– Из вас – ничья, – не понижая голоса, ответила девушка. – Я здесь живу.
Влад плюнул на загадку гостьи – выгнать никогда не поздно, а останется, так он не против, на вид барышня ничего так. Кофта с юбкой обтягивают, где надо. Пошёл в кладовку за вторым табуретом для Лёхи. Музыку никто не включил, что и к лучшему: громко слишком на трезвую голову, а одного Ганса развлекать – это лишнее.
Кладовка была в том месте квартиры, которое гордо называлось прихожей. Пришлось закрыть дверь в комнату и стараться не удариться лбом или задом, наклоняясь над залежами барахла. Да, вон сидение торчит, он не ошибся. Только как бы её оттуда…
В комнате кто–то вскрикнул. Опять что–нибудь уронили, растяпы. Что ж за народ его друзья! Впрочем, других нет.
Табурет потянул за собой неведомо зачем перевязанную проволокой подшивку газеты «Известия» за год рождения Влада, едва не упала с полки пустая банка, в общем – всё как обычно. Эквилибристика в хрущевке. На свободное от табуретки место немедленно осыпалась гора хлама: тряпки, огрызок швабры и – вишенкой сверху – жестяная банка с мелкими гвоздями. Жесть, вот их собрать – задача для золушки. Впрочем, вряд ли хозяйка что–то заметит, пусть валяются.
Опять крикнули в комнате. Что за неуёмная компания? Не иначе, Ганс танцевать начал. Без музыки, но ему сейчас всё равно.
Зажав подбородком сидение крепкой на вид подставки под друга Леху, Влад прикрыл дверь кладовки, с трудом умяв внутри горку хлама, и направился в комнату.
Ганс действительно… танцевал. Только делал это странноватым способом – лежа. И суча ногами по плохо помытому полу из широких досок. Вот дернулся и застыл неподвижно, нелепо подвернув под себя руку. Стоящая спиной к Владу Анжелика неожиданно сильным движением подняла павшего подмышки и бросила головой в центр комнаты.
Сам Влад выронил табуретку, но даже не заметил этого: остальные трое друзей уже лежали так же, изображая лучи звёзды, и едва не соприкасаясь головами. В комнате одуряюще пахло чем–то сладковатым, с металлическими нотками в аромате.
Краска не краска, неужели…
Ну да, кровью пахло, судя по тому, сколько ее здесь пролилось. У Ганса было вырвано горло, оттуда на пол вытекла уже лужица густой темной жидкости, смешиваясь с текущими рядом – Лехе тоже перерезали горло, Лизе выкололи глаза, двумя ярко–красными кратерами теперь глядящими в потолок. Светку, похоже, задушили – лицо словно чернилами намазано, а из угла кривого рта торчит прикушенный кончик языка.
– Люблю компании из пяти человек! – совершенно спокойно заметила Анжелика, повернувшись к Владу. – Как раз для пентаграммы.
Она вся спереди была в чужой крови, стекавшей с подбородка, пропитавшей ее кофту на так глянувшейся Владу груди. Даже юбка и колготки до колен в бурых пятнах. Ногти на руках словно вытянулись, заострились и стали теперь напоминать лезвия небольших, но опасных на вид кинжалов. С них тоже падали капли крови. Над головой по потолку протянулись две полосы алых – точками и кляксами – брызг.
Проще сказать, где крови не было.
– А–а–а… – попытался сказать Влад, но не смог. Он отвернулся в сторону, и его вырвало на стену от этого запаха, от вида четверых мертвых друзей. От этой… этого неизвестно чего – не считать же девушкой жестокую убийцу, перемазанную от ног до макушки в крови.
В горле застрял кислый ком.
– Иди ко мне, – сказала Анжелика. – Мне нужен пятый, а потом я приглашу в гости своего Повелителя.
Комната за ее спиной, если не считать незаконченной снежинки из тел, была совершенно пуста. Ни стола, ни шкафа, ни даже дивана – не говоря уж о сумках и прочей мелочи. Даже сиротливо висевший на одном гвозде карниз с опущенным флагом шторы будто испарился. В пустое окно мутно светило закатное осеннее солнце.
Как зачарованный, Влад вытер рукавом горящие от кислоты рвоты губы и сделал шаг, едва не споткнувшись о табуретку.
Анжелика прикрыла глаза, потянувшись ему навстречу словно для поцелуя. От нее пахло незнакомым парфюмом, кровью и почему–то сухими травами, как в выжженной солнцем степи в летний полдень.
Влад закрыл глаза и сделал ещё один шаг, подняв руки и обнимая девушку. Ему не было ни страшно, ни странно – все казалось правильным. Таким как надо.
. . .
Вокруг была ночь. На кухне тарахтел свою советскую песню холодильник, кто–то негромко похрапывал на полу. Влад смотрел в потолок, серый в темноте, но как ни разглядывал – ни следа кровавых полос.
Он сполз с дивана, стараясь не толкнуть спящую рядом Анжелику. Она была в одной футболке, причём в его собственной – судя по знакомой надписи Nevermind, читаемой даже в темноте. Край пледа, которым они укрылись, откинулся на пол, и ниже майки девушка была бесстыдно голой, раскинувшей ноги пошире.