Пустой дом
Шрифт:
Разочарованная, Вирджиния поднялась на второй этаж. Спальни были темные, с крошечными окошками и непропорционально громоздкой мебелью. Она вернулась на лестницу и сделала еще несколько шагов вверх, оказавшись перед закрытой дверью. Вирджиния распахнула дверь и после темноты, царившей в доме, сияние северного света, внезапно ударившего в глаза, ослепило ее. Потрясенная, она шагнула в удивительное помещение — небольшое, квадратное, с тремя застекленными стенами, оно напоминало капитанский мостик на корабле, а через стекло открывался вид на побережье, вдаль на пятьдесят миль.
По северной стене шла скамья с выцветшей обивкой. Там стоял выскобленный
Вирджиния осторожно спустилась по ступеням. Главной достопримечательностью холла оказался грандиозный камин в стиле ар нуво.За ним шла ванная, а дальше, через еще одну дверь, можно было попасть обратно в гостиную, темную и наводящую тоску.
Дом был странным и пугающим. Его стены обступали Вирджинию, дожидаясь, какое решение она примет, порицая ее малодушие. Чтобы выиграть время, она снова поднялась в комнату в башне, села на скамью и полезла в сумочку за сигаретой. Сигарета была последняя. Придется купить еще. Она курила, рассматривая непокрытые доски выскобленного стола и потускневший ковер на полу. Ясно, что именно здесь был кабинет Обри Крейна, здесь он трудился над своими экстравагантными романами, которые Вирджинии читать не дозволялось. Она так и видела его, бородатого, с заурядной американской внешностью, скрывавшей страстное и мятежное сердце. Летом он, должно быть, настежь распахивал окна, чтобы в них влетали сельские запахи и звуки, ворчание прибоя, посвист ветра. Зимой же в башне наверняка было смертельно холодно, и ему приходилось заворачиваться в одеяло и писать скрюченными от мороза руками в шерстяных перчатках без пальцев…
Где-то в комнате жужжала муха, безуспешно пытаясь вылететь в окно. Вирджиния прижалась виском к прохладному стеклу и невидящими глазами смотрела на море, пока в голове у нее продолжался давний спор с самой собой, напоминающий партию в пинг-понг.
Я не могу здесь жить.
Почему нет?
Яненавижу этот дом. Он жуткий и отталкивающий. Здесь ужасная атмосфера.
Это просто твое воображение.
В нем невозможно жить. Я никогда не соглашусь привезти сюда детей. Им никогда не приходилось жить в подобных местах. И здесь им негде играть.
У них есть целый мир для игр. Поля, и скалы, и море.
Но как мне смотреть за ними… стирать, и гладить, и готовить? И холодильника здесь нет; а как я буду греть воду?
А я-то думала, что для тебя главное — самой воспитывать детей, забрать их из Лондона.
Лучше им жить в Лондоне, с няней, чем в доме вроде этого.
Вчера ты считала по-другому.
Я не могу привезти их сюда. Я не представляю, как за это взяться. Мне не справиться одной.
Тогда что ты собираешься делать?
Я не знаю. Может, поговорить с Элис — это нужно было сделать с самого начала. Конечно, своих детей у нее нет, но она должна понять. Может быть, у нее есть на примете другой дом. Она поймет. Она поможет. Она должна помочь.
Вот, значит, — сказал холодный голос у нее внутри, — во что вылилась твоя решимость.
Разозленная,
Погода была хорошая, поэтому из паба вынесли и расставили на тротуаре столики и стулья, прикрыв их яркими разноцветными зонтами от солнца, и горшки с оранжевыми настурциями. Мужчина и женщина в летних костюмах сидели за столиком и пили пиво, рядом их сын играл со щенком. Вирджиния подошла поближе, они улыбнулись ей и пожелали доброго утра; она улыбнулась в ответ и прошла мимо них в дверь паба, непроизвольно наклонив голову под закопченной притолокой.
Стены паба были обшиты панелями темного дерева, потолок — низкий, свет проникал внутрь через маленькие окошки с кружевными занавесками; там стоял приятный запах, прохладный и кисловатый. Несколько фигур, трудно различимых в потемках, сидели у стены, за небольшими столиками на кривоватых ножках, и за стойкой бара, обрамленного гирляндами пивных кружек, где бармен в клетчатом свитере и нарукавниках полотенцем наводил блеск на стаканы.
— Уж не знаю, как так выходит, Уильям, — говорил он, обращаясь к одному из посетителей, который сидел на другом конце стойки, горестно скрючившись на высоком табурете перед стаканом пива, держа в руке сигарету с длинным столбиком пепла на конце, — но мы расставляем везде эти новые урны, а никто ничего в них не бросает.
— Угу, — сказал Уильям, печально кивая в знак согласия и роняя пепел с сигареты в стакан.
— Мусор разносит по обочинам дороги, а Совет графства не удосужится даже прислать мусорщиков, чтобы опустошить урны. Мало того, они и на вид ужасны, без них было гораздо лучше. Раньше же мы как-то обходились, верно?..
Он закончил протирать стакан, со стуком опустил его на стойку и повернулся, чтобы обслужить Вирджинию.
— Чего желаете, мадам?
Это был настоящий житель Корнуолла — по голосу, внешности, масти. Красное обветренное лицо, голубые глаза, темные волосы.
Вирджиния попросила пачку сигарет.
— У нас только пачки по двадцать штук. Подойдет?
Он обернулся, чтобы достать пачку с полки, а потом ловким движением большого пальца освободил ее от целлофановой упаковки.
— Денек сегодня что надо, не правда ли? Вы здесь на каникулах, так ведь?
— Да.
Она много лет не бывала в пабах. В Шотландии женщины туда не ходят. Вирджиния забыла их атмосферу, ненавязчивое дружелюбие. Она сказала:
— А кока-кола у вас есть?
Бармен взглянул на нее с удивлением.
— Да, кока-кола есть. Держу ее для детишек. Налить вам?
— Будьте так добры.
Он достал бутылку, аккуратно откупорил ее, вылил напиток в стакан и подтолкнул его по стойке к Вирджинии.