Пустые комнаты
Шрифт:
В крошечной комнате стоял железный каркас односпальной кровати. Такие кровати применялись для хосписов. Ромбическая сетка крепилась к раме крючками, на сетке валялось какое-то тряпье. Если вы не представляете, как это пахло, то я вам скажу: ужасно. Смрад дымящихся покрышек, свежепрокопченной резины и старого шкафа, в котором что-то разложилось и высохло. Добро пожаловать в отель «Конец Света».
Я резко обернулся, будто меня застукали в церкви с расстегнутой ширинкой, но за спиной никого не было.
В другой комнате дела обстояли даже хуже. От плохого
– Для одного дня достаточно, – сказал я.
Казалось, произносимые мной слова обрушиваются в темноту, будто птенцы скворцов из гнезда – в неподвижную траву.
То, что произошло потом, буквально пригвоздило меня к месту. В глубине коридора вспыхнул и погас свет.
– Кто здесь? – крикнул я, хватаясь за пистолет.
Справедливости ради я мог подойти и узнать. А мог убраться ко всем чертям, убедив себя, что это всего лишь игра воображения.
С одеревеневшей спиной, чувствуя на себе неотвязный взгляд, я покинул коридор, пересек помещение с опорами, замешкался перед пятью ходами (только не оборачивайся, только не оборачивайся) – и взял левее, к внешней лестнице. Хлынувший сверху свет затопил меня облегчением. Поднявшись по ступеням, я тяжело привалился к стене и заставил себя выключить фонарик. Солнце уже опустилось за дом, и я стоял в тени каменной стены.
Подвал простирался за пределы особняка. На кой черт делать подвал шире фундамента?
А еще там что-то двинуло коньки. Вероятно, какое-то животное, забравшееся туда в поисках убежища. Может, лис? Рассуждать об этом под открытым небом было проще. Я не верил в ведьм, демонов и прочую ерунду, но решил понаблюдать за домом.
12
Место для лагеря я выбрал среди берез и лиственниц. Палатку (с повышенной защитой от ветра) установил довольно быстро, бросил на пол самонадувающийся коврик, сверху – спальник. Такие коврики заполнены пористым материалом, который расправляется, стоит открыть клапан. Воздух – лучший теплоизолятор. Спальник я выбрал с запасом по температуре. Уже сейчас, согласно метеосводке, ночная температура на Верхнем полуострове опускалась до двадцати пяти градусов по Фаренгейту. Температура лимита моего спального мешка – пять градусов. Расстегнусь, если станет жарко.
Продравшись сквозь кустарник, я оказался на каменистом берегу. Кристально чистая вода отражала лес. Зимой озеро замерзнет, и можно будет добраться до противоположного берега по льду.
Закат походил на медленно темнеющий старый снимок. К моменту, как я разжег костер, на западе оставалась алая полоса, которая погасла за считаные минуты. Склон холма накрыла глубокая морозная синева. Ни дуновения ветра. Где-то вдалеке залаяли койоты.
Сухой жар костра овевал лицо.
«Я найду тебя, когда все будет готово».
У меня снова появилось чувство, что за мной наблюдают. Была ли та вспышка плодом моего воображения? Особняк напугал меня, но не так, как пугает аттракцион на летней ярмарке. Скорее, как кровь на каменной стене. Я бы посчитал все это глупым розыгрышем, если бы не Гилберт и не фотографии.
Я вытряхнул фотографии из конверта.
Зак, мой младший брат, курил и разговаривал по мобильнику возле входа в какое-то ночное заведение, где, судя по очереди, выстроившейся перед секьюрити, кипела жизнь.
На втором снимке Диана Митчелл направлялась к своему автомобилю, припаркованному на подъездной дорожке дома в Ньюарке, Огайо, в котором выросли мы с братом. Растущие вдоль улицы ясени пожелтели.
Я взял последнюю фотографию.
Вивиан шла по улице, темно-каштановые волосы завязаны в хвост, авиаторы с зелеными линзами небрежно сдвинуты на голову. Терракотовый свитер, джинсы, на плече – стеганая сумочка с замком в виде двойной буквы «С». Бог использовал все самое лучшее, что у него было, чтобы создать эту женщину. Она была прекрасна, абсолютное совершенство.
Вивиан смотрела мимо фотографа – на что-то, недоступное моему взору. Он подобрался к ней ближе, чем к моим брату и матери. Возможно, она даже видела его лицо, заглядывала ему в глаза, прошла мимо него в непосредственной близости. Уловил ли он запах ее духов? Коснулся ли ее волос?
Я положил фотографию Вивиан во внутренний карман куртки и представил, как направляю ружье ему в лицо и жму на спуск.
– Виви, – сказал я, коснувшись обручального кольца – нити из белого золота, – он убил нашего пса.
Накрутив горелку на баллон, я поставил на нее котелок и разогрел суп. Поужинав, достал бутылку виски четырехлетней выдержки. Ночи в лесу длиннее и темнее ночей в уютной кроватке за закрытой дверью, верно? Вовсе нет, если ты прихватил болеутоляющее и «глок». А в сочетании они сделают меня непобедимым. Защитят от всего на свете, даже от гнева Божьего.
Я смотрел на бутылку в своей руке: из темно-зеленого стекла, с яркой желтой этикеткой и красными буквами – прочными, внушающими доверие закрытыми дверями. Выглядела она превосходно. И мне она была нужна. Я вдруг понял, что ждал этого момента целый день.
А как же то, что ты вчера сказал Уильяму?
Бутылка молча взирала на меня, не осуждая, но и не одобряя моих действий. Меня это более чем устраивало. Подумаешь, всего один глоток. Я справлюсь со всей этой безумной чушью при помощи одного лишь глотка. Старая история! Пальцы уже откручивали крышку. Кто там сказал, что виски – напиток, который сначала разглядывают и только потом пригубливают? Как и красивых женщин.
Ха, подумал я и сделал глоток. Виски обжег пищевод. Ничто не мешает разглядывать и пригубливать одновременно. Особенно женщин.