Пустыня
Шрифт:
Полдня пролетело незаметно: мы были веселы, возбуждены, пели, шутили. У Джуманазара оказался красивый голос, а ребята-туркмены были учениками знаменитого в их краях певца-бахши. Втроем они устроили нам настоящий концерт.
Оба туркмена были похожи, как близнецы, и мы путали их, не могли различить, где Атаджан, а где Берды. Каракалпак Новруз, кажется, единственный из нас был молчалив, говорил только «да» или «нет» и широко улыбался, показывая чистые и белые, точно зернышки отборного риса, зубы.
Девушки сначала стеснялись и не участвовали в нашем веселье, но Шамурад-ака сумел расшевелить их, так что вскоре разговор стал общим, будто собрались вместе близкие родственники. А самой бойкой оказалась неожиданно Раима, та девушка, выручать которую ездила Гавхар.
В полдень мы устроили обед. Рыбаки, помощники Шамурада-ака, угостили нас соленой рыбой, мы тоже достали у кого что было — и боорсаки тетушки Султан-паши были немедленно и дружно съедены.
— За что аллах наказал меня, зачем ты уезжаешь, сынок! — сокрушался Шамурад-ака. — Как можно — уехать и не познакомить меня с такой прекрасной хозяйкой?! Женщина, приготовившая эти боорсаки, достойна моего внимания! Вы все свидетели — как только найду ее, сейчас же женюсь!
— Э-э, дорогой Шамурад-ака, что вам стоит подождать пять лет — пролетят как пташки, и Бекджан вернется и познакомит вас со своей прекрасной хозяйкой!
— Ну что ты говоришь, сынок! Знаешь ли ты, что такое пять лет? За пять лет такой мужчина, как я, найдет десять жен и всех успеет бросить!
Так мы и плыли, веселясь и балагуря, распевая песни и вспоминая смешные истории. Парус перед обедом спустили, течение несло нас к морю, и Шамурад-ака, примостившись рядом со мной на носу лодки, говорил беззаботно:
— Неплохо идем, неплохо. И ветер добрый, а сейчас парус поднимем — еще быстрее двинемся! С таким ветром за три перехода у моря будем, а там сядете на пароход, переправитесь к поезду, поезд вам подадут — поедете в Москву! Эх, мне бы ваши годы — ничего не удержало бы меня, поехал бы с вами!
— Шамурад-ака, — позвал старшего его подручный.
Что-то услышал старик в его голосе такое, что сразу оставил веселый разговор и подошел к молодому рыбаку.
Парень что-то тихо сказал Шамураду-ака и показал рукой в сторону берега. Я посмотрел — и ничего не заметил: берег ровный, за ним холмы тянутся, пусто…
— Поднять парус, — распорядился Шамурад-ака. Что-то его, видно, встревожило. Я проследил за его взглядом, присмотрелся внимательнее, — и по спине у меня пробежал холодок: на одном из холмов маячил крошечный на таком большом расстоянии всадник.
Рядом со мной встал Джуманазар и тоже напряженно вглядывался в даль.
— Как думаешь, что это? — спросил я.
Он не ответил, а обратился к ребятам и девушкам:
— Сядьте все пониже, пригнитесь, чтоб с берега заметно не было!
— Что случилось? — поднялась Гавхар.
— Человек, — ответил за Джуманазара Шамурад-ака. — Правильно парень сказал — садитесь все.
Гавхар нехотя повиновалась. Я опустился на корточки рядом с ней, и все мы в тревоге разглядывали правый берег. Тем временем к крошечному всаднику присоединились еще два.
— Джапак, Салим, — приказал Шамурад-ака, — быстро на весла, нажимайте.
Но ветер, как назло, утих, и лодка не пошла быстрее. Шамурад-ака глянул на обвисший парус, выругался себе под нос и достал из-под скамьи прилаженное там ружье, охотничий дробовик.
Все, кто был в лодке, с тревогой следили за холмами. Всадников там было уже человек двадцать…
Ко мне подошел Джуманазар.
— Если нападут, девушек защищай. Понимаешь?
— Басмачи?
Джуманазар только головой покачал — сам не соображаешь, что ли?
Он прошел на нос, к Шамураду-ака, и там они и еще оба туркмена тихо стали о чем-то совещаться.
Один Новруз оставался спокойно-безучастным — сидел рядом с девушками, молчал и, кажется, и не глядел на проклятый берег. Потом поднялся, шагнул к Салиму, который греб так, что обливался уже потом, сел рядом с ним, молча забрал у него весло.
— Ну-ка! — Он повернулся к второму рыбаку, Джапаку, улыбнулся. — Взяли! Р-раз-два, р-раз-два!
Лодка двигалась вперед мощными толчками. Салим стал прилаживать запасное весло, чтобы хоть как-то помочь товарищам, — и тут мы услышали выстрел. Потом еще… Несколько пуль свистнуло над нашими головами, но расстояние до стрелявших было велико, и это спасало нас.
Заплакала девушка-туркменка, тоненько и жалобно, опустила голову на колени и заплакала. Гавхар обняла ее за плечи…
Я подобрал какой-то металлический шкворень, ребята тоже вооружились чем попало, но ружье было одно на всех. Пока мы ничего не могли поделать — и лишь напряженно ожидали то, что накатывалось на нас из пустыни.
Всадники успели уже спуститься с холмов к воде и нагоняли нас по низкому песчаному берегу.
— Много, проклятых, — прохрипел Салим и угрожающе поднял весло.
Да, басмачей было человек двадцать, не меньше, они постреливали на ходу и, видно, рассчитывали догнать нас. Голыми руками нас не возьмешь, это ясно, но если догонят — перестреляют с берега… Что мы им с нашими железками и единственным ружьем?
— Ну как, ребята, будем драться? — негромко спросил Шамурад-ака и каждому из нас, по очереди, заглянул в глаза. Но мы и так уже стояли, не прячась, вооруженные кто ножом, кто железкой, кто веслом…
Гребцам Шамурад-ака сказал:
— Не останавливайтесь ни в коем случае! В реку они не полезут, нам бы только отмель проскочить! Устанете — сменим вас.
Налетел ветерок, захлопал и наполнился парус, лодка пошла быстрее.
— Ур-ра! — закричал Салим и потряс веслом. — Теперь не догонят, уйдем, ребята!