Путь Абая. Том 2
Шрифт:
— Поворачивай обратно! — закричал он по-русски и, не раздумывая, сгоряча прыгнул на паром, от которого его отделяла добрая сажень прозрачной зеленоватой воды.
Все ожидали, что офицер полетит в воду, но смельчак тонкими крепкими пальцами вцепился в деревянные перила и, подтянувшись на руках, в одно мгновение очутился на пароме.
Догадка Абиша оказалась верной: поискав глазами, он увидел на пароме Даира и его жигитов.
Необычайный поступок офицера произвел такое впечатление, что, когда Абиш крикнул негромким, но решительным голосом кормщику-татарину: «Ну, живо поворачивай!»— тот беспрекословно выполнил его приказание.
Кое-кто начал было негодовать и
Абиш первым соскочил на землю, приметив на берегу коренастого городового, прозванного жителями Затона за рыжие усы и грузную фигуру «Семиз-Сары» — «Рыжий толстяк».
— Городовой! — закричал Абиш. — Сюда! Семиз-Сары, придерживая шашку, торопливо побежал и, приложив короткие пальцы к козырьку фуражки, вытянулся перед офицером.
— На этом пароме находятся преступники, — сказал, отчеканивая каждое слово, Абиш. — Они в Затоне устроили кровопролитие и украли девушку. Никого не выпускать на берег. Смотри в оба! Понял?
— Так точно, ваше благородие!
— Чтобы паром не двигался с места… Приказывает тебе поручик военно-полевой артиллерии Ускенбаев… Я вернусь через час. Все понял?
— Все, ваше благородие! Никого на берег не пускать с парома, и чтобы он не двигался! — повторил городовой не спуская глаз с золотых офицерских погон.
Семиз-Сары, воинственно потрогав шашку, важно встал на помосте возле пришвартовавшегося парома, а Абиш вскочил в коляску и крикнул Какитаю:
— Гони во весь дух! В город!
И снова Какитай, не жалея кнута, настегивал вороного иноходца. Теплый ветер бил в лицо Абишу, но каждая минута казалась ему часом.
Вот наконец замелькали знакомые дома, казенные здания. За углом — канцелярия уездного начальника Маковецкого, здесь Абиш уже побывал утром с прошением Макен. Маковецкий, благообразный и обходительный человек, едва достигший тридцатилетнего возраста, но хорошо образованный, значительно превосходил старых бурбонов и держиморд вроде Казанцева. Не чуждый либеральному заигрыванию с местным населением, он знал Абая и встретил его сына весьма любезно. Молодой офицер прекрасно держался и хорошо говорил по-русски. Он ничуть не походил на назойливых и темных степных сутяжников, которых Маковецкий хорошо изучил за короткое время своей работы в Семипалатинске. Макен и Дармен были Абишу чужими людьми, и если он вступился за них, то сделал эти из гуманных побуждений, протестуя против произвола диких степных законов. А то, что поручик Ускенбаев, образованный молодой человек, поставил под охрану царской администрации беззащитную влюбленную пару, делало Абиша в глазах Маковецкого едва ли не борцом за укрепление самодержавия на окраинах Российской империи. И либеральный уездный начальник охотно пообещал сыну Абая свою поддержку.
Он читал прошение Макен, когда в кабинет к нему снова вошел, вернее — вбежал взволнованный Абиш. Сейчас он совершенно не походил на того спокойного и вылощенного офицера, который вежливо разговаривал с ним сегодня утром.
— Что случилось, господин поручик? — Маковецкий даже приподнялся с кресла. — Что вас привело ко мне вновь?
Уездный начальник указал на стул, но Абиш, не садясь, коротко рассказал о погроме, учиненном в доме Абена, где находилась Макен со своим женихом.
— Вы простите меня, пожалуйста, господин Маковецкий, но я был вынужден прибегнуть к крайней мере и самочинно задержать паром на Иртыше. Иного выхода у меня не было. Иначе преступники ускользнули бы и увезли бы с собой просительницу Азимову.
Маковецкий
— Я сейчас дам распоряжение приставу третьего участка Старчаку, чтобы он задержал главных виновников, а также доставил ко мне просительницу Азимову и жигита Дармена.
Через полчаса пристав Старчак в сопровождении пяти конных городовых примчался к переправе, где в отсутствие Абиша произошли немаловажные события. Как только он уехал, Корабай, поддержанный кучкой торговцев, начал буянить, требуя от татарина, чтобы он отправил паром на левый берег.
— Я тебе отправлю! — крикнул Семиз-Сары и погрозил шашкой. — Стоять на месте!
Тогда Даир извлек из кармана пачку «красненьких» [109] и осторожно показал городовому. В другое время Семиз-Сары не устоял бы от соблазна, но сейчас он заколебался, вспомнив разъяренного офицера, прыгнувшего на отошедший паром. С таким человеком шутки плохи! И он еще суровее крикнул:
— Поговори у меня!
Даир убрал деньги и, желая сорвать на ком-нибудь злобу, направился к телеге, где лежали связанные Дармен и Макен. Левой здоровой рукой он поднял плеть над головой жигита, но опустить ее не успел: изуродованный побоями Абды показал длинный нож, задыхаясь, просипел:
109
Десятирублевые ассигнации.
— Только тронь их! Зарежу… Клянусь тебе, Даир! Пролью твою черную кровь…
Лицо Абды, в ранах и кровоподтеках, было страшно, глаза горели ненавистью, и Даир с проклятьями отошел от телеги.
Вместе с Корабаем он вновь принялся мутить проезжих, добрая половина которых принимала участие в побоище в доме Абена. На Семиз-Сары началась новая атака.
— Отпусти паром! Нам ехать надо!
— Зачем задерживать столько людей!
— Жаловаться будем!
Толпа торговцев плотным кольцом окружила городового и паромщика-татарина. Семиз-Сары взялся за шашку:
— Р-разойдись!
В эту самую минуту на помост гурьбой вбежали, тяжело топая сапогами, рослые, бедно одетые жигиты. Они растолкали торговцев и поднялись на паром.
— Где кровопийца Корабай! — расправляя могучие плечи, заорал дюжий парень, да так громко, что его голос, вероятно, услышали и на противоположном берегу Иртыша.
Дармен крепко сжал руку Макен и радостно подтолкнул Абды:
— Гляди, грузчики из Затона! Это Сеит!
Он не ошибся — товарищи Абена, прославленные силачи и борцы, явились на паром расправиться с погромщиками. С полчаса назад Альмагамбет по просьбе Айши доскакал до Сеита и сообщил ему о кровавой резне, учиненной уразбаевскими жигитами, тот сраау же собрал человек восемь ближайших соседей и кинулся в дом Абена. Здесь они увидели страшную картину разгрома и в гневе помчались на Иртыш, правильно рассудив, что похитители повезут Дармена и Макен в слободку.
Увидев, что погромщики находятся на пароме, с каждой минутой все больше распаляясь, Сеит, задыхаясь, проговорил:
— Все здесь? Это хорошо!
И, сжимая кулаки, он еще громче крикнул:
— Где кровопийца Корабай?
Корабай не был трусом, спрыгнув с телеги, он подскочил к Сеиту:
— Я что, отца твоего убил? Кровник твой, что ли?.. Я Корабай…
— Ах, ты Корабай…
Сеит схватил торговца за густую бороду и сокрушительным ударом кулака вышиб у него сразу два передних зуба. Из носа Корабая хлынула кровь, заливая ему все лицо. Тяжелый, словно чугунный, кулак Сеита нанес второй удар, третий… Торговец упал.