Путь Базилио
Шрифт:
Пьеро смотрел на бегемота пустыми глазами, не моргая. Тот уже открыл пасть для следующего вопроса, когда маленький шахид, наконец, сказал:
— Нет. Нет. Нет.
— Вы намерены что-то разрушить? Убить кого-то? — не отставал бегемот.
— Нет, — очень быстро ответил Пьеро.
— Грммммм. Слишком много «нет», вы не находите? Зайдём иначе. Вы намерены найти и присвоить что-то, что находится здесь, но не является моей собственностью?
Пьеро промолчал: видимо, не понял.
— Скобейда… — пробормотал бегемот. — Ладно. Не буду ходить вокруг да около. Вы ищете аркан шем тарот?
— Нет, — сказал Пьеро. — Мы не ищем аркан шем тарот.
— Тогда зачем?! — внезапно взревел бегемот. Рёв ударился о своды, разбился и наполнил помещение гулким эхом.
Не дождавшись ответа, Пендельшванц нырнул. Пошли пузыри. Пьеро их не замечал: он пялился на круглое потолочное окно, затенённое облаком.
Наконец, губернатор Директории показался над водой. Морда его была насуплена, движенья — решительны.
— Жаль, — наконец, сказал он. — Я крайне разочарован. Пожалуй, — добавил он, — вы мне неинтересны. Мы будем за вами присматривать, чтобы вы чего-нибудь не натворили. Но мне не нужны ваши клятвы, Карабас бар Раббас. Не утруждайтесь. Если вам что-нибудь понадобится от меня лично — придите ко мне как к брату, и мы поговорим. А пока… — он изобразил что-то вроде задумчивости. — А пока будем считать вас артистами. С соответствующими правами. Лицензию на шоу-бизнес я вам выписал. Лэсси! — заревел он во всю мощь.
Черепашка появилась секунд через двадцать. Следом за ней ворвался питбуль.
— Возьми со стола конверт и дай ему, — распорядился он. — Лучше бы, конечно, верёвочкой привязать… — бегемот скептически посмотрел на Пьеро. — Ладно, положите в панталоны. И зашейте карман, а то ведь потеряет… Значит, так. Вы будете подчиняться законам Директории в разумных пределах. Никаких карательных акций на моей территории. Прежде чем что-нибудь украсть, подумайте, не проще ли это купить или договориться. Айсом травитесь сами, но если попытаетесь им торговать — моё отношение к вам изменится. И не смейте посылать мне пригласительный билет на ваши представления! Даже в качестве жеста вежливости. Я в курсе того, что вы представляете, и мне это категорически не нравится. Это оглупление и порча в чистом виде. Я дозволяю это ваше эмпатологическое представление только потому, что Пендельшванц ажухт га'виал шем» Тора-Бора. На этом всё. Лэсси!!!
Черепашка появилась через полминуты.
— Проводи гостя, — распорядился бегемот.
Пьеро пришлось не провожать, а выносить. Выполнив то, что от него требовалось, он снова впал в дурняк. Пока ему зашивали карман, он гадко хихикал, пытался щекотаться и даже назвал Лэсси гогоськой и заинькой, чем вверг черепашку в когнитивный диссонанс.
На улице поэту стало получше. Он почти осознанно дошёл до киоска и купил леденцового петушка на палочке. Долго его мусолил, пытаясь сосредоточиться хоть на какой-нибудь мысли или идее. Вместо мыслей в голове крутился гитарный проигрыш «па-пара-парарам, пам-пам», сопровождаемый почему-то словами «цыплёнок табака, паштет». Пьеро никак не мог отделаться от этого паштета — пока не вспомнил, что любит Мальвину. Тогда он в приступе внезапного отчаянья откусил петушку хвост и сломал зуб. В этот миг у него в голове само собой сложилось микродвустишие «птахой — нахуй!», которое показалось ему сверхгениальным. Как обычно, от осознания собственной сверхгениальности Пьеро впал в совершеннейшую прострацию. То есть сел на корточки и зарыдал.
Тем временем губернатор Пендельшванц, собрав особо доверенных сотрудников, отдавал неотложные распоряжения.
— Тораборцы что-то ищут, — говорил он, — и это что-то для них крайне важно. Они думают, мы не знаем, что это. Думают они правильно. Из чего следует, что нам нужно как можно скорее исправить этот недочёт. Лэсси, ты переводишь на это задание всю наружку, кроме постоянно задействованных на других заданиях. Следите за всеми, кроме Карабаса — этот почует. Его контролируйте бэтменами с дальрнего расстояния. Не мешать! Особенно Карабасу! Даже если он заявится ко мне лично! Нет, даже не так — в особенности если он заявится сюда лично! Принесите мне оригинал инструкции, я внесу правки. Да, сейчас же! Потому что он может прийти уже сегодня! Пошевеливайтесь!
Через десять минут особо доверенные сотрудники — взъерепененные, наскипидаренные, с накрученными хвостами и замотивированные по самое не могу — вовсю сновали по резиденции, периодически сталкиваясь с медлительными, ничего не понимающими коллегами.
Глава 64, в которой кое-какие дела-делишки кое-как сдвигаются с места, хотя и не без скрипа
ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ
[Передано с личным бэтменом Н.М.Г. Пендельшванца]
Председателю Торгово-промышленной палаты Директории Н.С. Екатырьяну
Эмиль,
я прочёл ваше обращение по поводу тарифов. Официальный ответ мои гаврики подготовят завтра, а пока объяснюсь по существу.
Ты знаешь, в каком мы положении. Шаг вправо, шаг влево, вот это вот всё. При этом мы как-то умудряемся двигаться. Но сейчас партнёры заняли жёсткую позицию. Они уже так ставят вопрос: Директория цоб'баналь Ха'брат стопицот амло Ха'браттмаль Директория. До этого, конечно, не дойдёт. Но нас посадят в такую задницу, откуда мы не вылезем. Во всяком случае, такими красивыми, как сейчас.
Короче, их категорическое требование — нулевой рост. И я буду добиваться нулевого роста. И душить все прекрасные порывы прямо на корню.
Не всякий арендодатель — охуевший кровосос. Да и с чего ему, собственно, охуевшим-то быть кровососом? Вовсе не с чего ему таким быть! Его дело — сдавать площади, получая за это мзду, достаточную для удовлетворения своих потребностей, уплаты налогов и компенсации расходов. Но есть же границы и тому, и другому, и третьему. Карабас их себе примерно представлял. И потому цена, озвученная висящим напротив него клещом — в меру упитанным, с тыкву величиною, в полированном панцире цвета бордюжи [116] — казалась ему совершенно несуразной.
116
...в полированном панцире цвета бордюжи... Бордюжи (устар. «цвет бордюжьих глазок») - оттенок серо-зелёного (болотно-гнилостного), #4B514D. Зрительно близок к классическому брезентовому, #4C514A. Клещи, с их тонким чувством цвета, считают панцирь цвета бордюжи соответствующим дресс-коду Вt (традиционный деловой), а брезентовый - кэжуалом. (Стоит отметить, что в бизнес-сообществе ракоскорпионов, тоже известных своим вниманием к оттенкам, господствует прямо противоположное мнение.)
Примечание 1. Цвет бордюжи также популярен у поняш: в него красят гривы поклонницы современного молодёжного стиля «ночная кобыла» (среди иных основ более известного как «готишная лолита»).
Примечание 2. Для существ со слабой способностью к цветоразличению, а также для иллюстраторов и типографов, ежели им вдруг придётся когда-нибудь заниматься этой книгой. Ни в коем случае не следует путать бордюжи с цветом лягушки в обмороке, поскольку лягушка существенно светлее. Бордюжи также имеет мало общего с маренго, хотя и кажется, будто это не так.
Бар Раббас уже десять минут кряду пытался прочесть в его небольшом мозгу, чего же он, собственно, хочет. Увы, в клещиной головогруди не хватало данных. Это происходило из-за малоприятной особенности мыслительной системы членистоногих, часть которой находилась в брюшке и использовала непривычный Карбасу образно-понятийный код.
Конечно, в полевых условиях Карабас не стал бы церемониться, а защемил бы клещу какой-нибудь нервный узел или скрутил внутренности. После чего тот с шипением и писком выдал бы всю нужную информацию и согласился бы на что угодно. Однако здесь и сейчас это было контрпродуктивно. Поэтому вместо того, чтобы заниматься чем-то осмысленным, раввин переводил время, взирая то на немытое окно с пыльным кактусом, то на ворох бумаг под столом, то на официозный портрет господина Пендельшванца — выцветший и засиженный мухами. Всё указывало на то, что контора переживает не лучшие времена.
— Просто отличное помещение, восемь метров потолок, три ряда ламп сверху, высота ламп регулируется… — нудил клещ, покачиваясь в верёвочной люльке. — Стулья, скамейки, ложа, коврики — всё наше… Акустика отличная… Пол ламинат, — он, наконец, выдохся.
— Давайте ещё раз, — раввин осторожно пошевелился, отчего лёгкий стул, предложенный ему хозяином кабинета, затрещал. — Вы предлагаете мне зал для выступлений. За два часа вы хотите двести двадцать соверенов. По вашим же словам, там поместится около ста тридцати существ разных основ. Это максимум. Скорее всего, на первом представлении будет меньше. Разумная цена билета на первое представление неизвестного коллектива — десять сольдо. Итак, в лучшем случае я получу тринадцать золотых. Это, конечно, для первой пробы. Допустим, мы раскрутимся. Тогда я смогу поднять цену до соверена. То есть и буду получать сто тридцать. Может, даже сто пятьдесят в случае аншлага. Но даже сто пятьдесят всё-таки меньше, чем двести двадцать, не так ли?