Путь Базилио
Шрифт:
В хмельной козлиной башке прошумело что-то вроде очистительного ветра: крота он узнал. Дальше в голову вступила некстати вернувшаяся память о свалившихся неприятностях, а также и том, кто был тому виной.
Кротяра поднял рыльце от салата и козла приметил тоже.
— О, прочухался! Ну, здравствуй-здравствуй, — ехидно осклабился он, откровенно намекая на непристойное продолжение.
Тут септимьева двенадцатиперстная как раз продавила в кровь очередную порцию этанола. Козлячьи мозги залила пьяная лихота.
— Ах ты скобейда гнилорылая, щ-ща мы с тобой поздоровкаемся, — прошипел Попандопулос, вылазя из-за стола и тянясь за мечом.
— Нэ тарапис, — на шею козла легла тяжёлая горячая лапа. — Нэкуда тэбэ тарапица.
Попандопулос негодующе дёрнулся, сбрасывая лапу, повернулся — и увидел шерстяного. Не какого-нибудь парнишку-недомерка, а здоровенного обезьяна с седыми грудями и складчатым рылом. Маленькие глазки зверя смотрели тупо и недобро. За его спиной стояли другие нахнахи, размером поменьше, но тоже вполне себе убедительные.
«Вот и всё, кранты — винты» — свистнуло у Септимия в башке. Прочие мысли вылетели вон — вместе с хмелем, который тоже унёсся в сиреневую даль. Короче, козёл струхнул, чтоб не сказать — призассал. Причём серьёзно, до трезвянки и ледяного холода в брюхе.
Однако Попандопулос не первый день жил на свете, и давно понял, что бояться не надо ни в каких случаях — и в особенности тогда, когда на то есть серьёзные причины. С беспредельщиками он общался не раз и успел выучить, что верить им ним нельзя ни в чём вообще, в том числе и угрозам. Если они не начали убивать сразу — значит, что-то им нужно.
Поэтому он задержал дыхание, опустился на стул и демонстративно почесал загривок, а потом — под бородой. Осторожно продышался через рот, убивая остатки хмеля. Убрал лапу, как бы невзначай положив её не на стол, а на колено. Под мохнатой шкурой правого бедра у козла скрывался кожаный кармашек с врощёнными ножнами, а в них — небольшой, но очень острый кинжал. Пару раз эта нычка козла сильно выручала.
— Кто ты? Я тебя не знаю, — сказал он обезьяну, старательно улыбаясь, но не показывая зубов.
— Нэ выдыщ миня? — грозно надвинулся обезьян. — Слэпой щто-ле?
Попандопулос и ухом не повёл.
— Вижу тебя как наяву, — сказал он ровно, употребив максимально вежливую формулировку из принятых между авторитетами. — А кто ты и что тебе наужно — этого знать не могу. Я не паранорм, в душу лазить не умею. Если у тебя ко мне что-то есть — присядь со мной. В ногах правды нет.
— Ты как са мной разгавариваещ? — удивился обезьян.
— По понятиям, со всем уважением, — спокойно ответил козёл. — Если что принял в ущерб — обоснуй.
— Харам ващ панятия, — сообщил обезьян, однако ж соседний стул отодвинул и присел.
Козёл мысленно поставил себе плюсик. Шерстяной, может, был хорошим бойцом, но слова говорить не умел. Это давало шанс.
— Я Рахмат, — то ли представился, то ли похвастался шерстяной. — У мэня плэмянник был, Воха. Харощый плэмянник. Учильса атлычно, характэристыки на нэго залатые пысали. Он хадыл сюда, и болщэ нэт. Как думаещ, он гдэ?
Попандопулос подумал, что недооценил обезьяна. Вопрос он задал неприятный, к тому же со словом «думаешь», которое может означать много разного. Надо быть повнимательнее, решил козёл.
— Я не думал о твоём племяннике, потому что его не знал, — сформулировал он.
— Его тут убылы, — сообщил седогрудый. — И ты тут быль.
Септимий решил, что уходить в отрицалово глупо.
— Сюда, в «Шти», приходили нахнахи, — признал он. — И я тут был. Но я никого не убивал. Кто убивал — я не видел. Кто убил твоего племянника — не знаю.
— Нэ выдэл? Нэ знаю? — передразнил его шерстяной, морща рыло и показывая клыки.
— Не видел. Не знаю, — повторил козёл спокойно и серьёзно.
— Твой напарнык, кот, он убиль его, — прорычал обезьян, показывая пожелтевшие клыки.
— Кот — не мой напарник, — твёрдо сказал козёл. — Мы познакомились здесь, вместе пили и вместе дудолили вон ту скобейду, — он скосил глаза на крота, продолжавшего преспокойно уплетать своих червяков. — Но напарниками мы не были ни раньше, ни теперь, — он постарался выразиться максимально точно.
Обезьян посмотрел на козла, что-то прикидывая. Септимий напружинился, приготовившись к прыжку или уходу под стол с последующей попыткой отхода. Шансов на это было мало, но попадать в лапы нахнахов живым он не собирался в любом случае.
— Я дядя Вохи, — повторил обезьян. — Мнэ нужэн, кто его убил.
— Кот ушёл в Зону и не вернулся, — сообщил козёл. — Ищи его там, если он жив.
— Я нэ буду искат. Будэщ ты. Пайдёщ в Зону и найдёщ его мнэ, — заявил Рахмат.
— Почему я должен идти в Зону и искать кота? — спросил козёл, заранее зная ответ.
— Патаму щта или я тэбя убью, — сообщил обезьян. — Кого-то нада убить. Или кот, или тэбя.
Козёл немного подумал. Несмотря на грамматические ошибки, шерстяной высказал свою идею достаточно ясно и вполне отчётливо. Идея козла не воодушевляла совершенно, но в данном случае важно было другое — понять обстоятельства.
Септимий усилием воли подпридавил шевелящийся в животе страх и напряг мозги. Рахмат выглядел грозно, но из одежды на нём был только нахнаховские боевые рейтузы, перевязь и верёвочные чуни. Нахнахи, пришедшие с ним, смотрелись не лучше, к тому же их было всего пятеро. Стояли они бестолково, можно сказать — толпились. На обычные карательные акции шерстяных — которые предпочитали посылать на любое, даже самое мелкое дело хорошо обученный, вооружённый и экипированный отряд — это было не похоже. Как и неинформированность: обычно нахнахи знали, где находится то, что им нужно, или хотя бы — у кого это можно выяснить. Наконец, сам стиль разговора: шерстяные или прижимали словами, или уж сразу начинали с физического воздействия. Септимию как-то пришлось работать на одного офицера-нахнаха из Гиен-аула, решалы по приграничным вопросом. Тот предпочитал начинать разговор с незнакомым нестатусным существом с того, что выдавливал ему пальцем левый глаз, а потом начинал задавать вопросы, держа палец возле глаза правого. Он считал, что подобный modus operandi экономит время. Но дядя Вохи наезжал неумело, а переходить к насилию не спешил. Так что, решил Септимий, это какая-то самодеятельность.