Путь Базилио
Шрифт:
— Оги, твои идеи интересны, но противоречат политике Центра, — сообщил слон.
— В том нет моей вины, Лю. Ты же знаешь, горек жребий новатора… впрочем, нет, я не считаю себя таковым. Мои взгляды безупречно консервативны. — Лось упрямо склонил сохатую голову. Пердимонокль, скрывшийся было в переплетении костяных отростков, вдруг блеснул хищно и гордо, как орлиное око.
— Пусть так, — согласился слон. — Но будем по одёжке протягивать ножки. Нам нужен новый экзекутор. Которого ученики будут бояться и уважать. Крюгера боятся — значит, уважают.
— Боятся? — Викторианский презрительно прищурился. — Ну да, боятся, — признал он. —
— Ты предвзят, — укорил его слон. — По-моему, ты просто недолюбливаешь ирландские основы.
— Причём тут это?! Я решительно ничего не имею против Крюгера. Au fond, он славный малый. Я никогда не гнушался его обществом, всегда рад обменяться парой слов. В каком-то смысле я даже готов признать старину Педди the best of the worst… под worst я разумею низшую обслугу. Там он на своём месте. Но его нельзя подпускать к детям! Он совершенно не понимает в наказаниях, особенно наказаниях мальчиков. Однажды я попросил его придержать малыша во время порки…
— Огюст, ты знаешь, как я отношусь к этим устаревшим методам, — вздохнул слон. — Пара электродов…
— Лё, эти твои электроды — бездушная механическая процедура! — вскипел Лось. — Она не создаёт интимной связи между педагогом и учеником! Той связи, которая и является истинной целью наказания! В отличие от порки! Разве про твои дурацкие электроды кто-нибудь скажет — «высока рука Господня [37] , порка — ад и рай мечты?» Где в твоих электродах личностное начало? Как сказал Уильям Блейк — природа бесплодна, где нет человека! — Огюст Эмильевич гневно встряхнул рогами.
37
Высока рука Господня...– Вежливый Лось пытается цитировать стихи Фёдора Сологуба, причём путает разные стихотворения и к тому же грубо их искажает. Это можно объяснить энтузиастическим волнением, которое охватывало его при упоминании любимого занятия, то есть порки мальчиков.
Впрочем, вполне возможно, что автор цитируемого стихотворения понял бы г-на Викторианского и простил бы его. Эстетические основания для подобного предположения см. в статье К. Чуковского «Поэт сквознячка: О Федоре Сологубе» (газета «Речь» от 3 декабря, 1907), биографические - см. напр. переписку Сологуба с О.К. Тетерниковой (см. «Письма Ф. Сологуба к О. К. Тетерниковой» - Публикация Т. В. Мисникевич. - См. в: Ежегодник рукописного отдела Пушкинского дома на 1998-1999 год.
– Спб., «Дмитрий Буланин», 2003).
— Поосторожнее, — тихо сказал Лев Строфокамилович. Но Лось его не услышал: его понесло по привычной колее.
— Нет, ну как можно недооценивать порку? — распалялся он. — Это же искусство! Требущее терпения! И непрестанных тренировок! Тут есть множество тончайших нюансов, которые пошлые поклонники электричества никогда не поймут, не прочувствуют! — ноздри Лося сладострастно затрепетали, как бельё на ветру. — Начать, к примеру, с придания мальчику надлежащей позы. Мальчики такие разные, поэтому нужно сначала тщательно исследовать тело, прощупать бёдра и ягодицы…
— Я твою книжку читал, — напомнил Тененбойм, демонстративно опуская уши.
— Sorry, — Лось слегка смутился. — Просто… Ладно, Лю, я и в самом деле увлёкся. Я хотел сказать простую, в сущности, вещь. Наш друг Педди не смог удержать мальчика в нужном положении и испортил мне прекрасную сессию, — заключил Викторианский таким тоном, которым выносят окончательный, не подлежащий обжалованью приговор.
— А кто мальчик по основе? — поинтересовался слон. — И был ли он зафиксирован?
— Гиппопотам, — признал Лось. — Возможно, его стоило зафиксировать. Но это не принципиально. На самом деле я просто не хочу Педди, только и всего. И даже если я буду за это гоним, как прах по горам и пыль от вихря…
— Опять бредятина, — слоновий хобот скептически дрогнул. — Ну хорошо. Ещё у нас есть Огуревич. Практикант, довольно толковый… — он открыл голубую папку.
— Насекомое, — констатировал Огюст Эмильевич.
— И растение, — уточнил Тененбойм. — Так что?
— Да, собственно, ничего, — пожал плечами Лось и крепко, со скрипом почесал мотню копытом. — Во всяком случае, ничего личного. Мы даже не знакомы. Просто сочетание кузнечика и огурца — это какой-то апофеоз беспочевенности. Или бездушия. Поэтому в тот день, когда это существо возьмёт в лапы плётку, электрод или щипцы — я уволюсь. Имей в виду, Лю: я не блефую.
— Это твоё окончательное решение? Ну что ж, — слон открыл третью папку с жёлтой наклейкой. — Есть ещё один вариант. Правда, временный. Но ты не оставил мне выбора.
— Что там ещё? — Лось вытянул шею по направлению к столу.
— Сам посмотри, — Тененбойм протянул папку Лосю. Тому пришлось встать. Роговая корона на голове величественно заколыхалась. Вновь сверкнул пердимонокль — на сей раз малиновым. Слон недовольно сощурился.
— Женщина, — буркнул Огюст Эмильевич после пятиминутного изучения содержимого папки. — Я не подпущу женщину к моим мальчикам. Она их испортит.
— Не та у неё основа, чтобы мальчиков портить, — возразил слон. — А вот насчёт болевых ощущений…
— М-м-бб, — лось пожевал губами, желая, видимо, высказать нечто, но не нашёл подходящей формы и предпочёл оставить мысль незаконченной, а честнее — и не начатой.
— К тому же она не претендует на постоянную работу, — поднажал Лев Строфокамилович. — Краткосрочный контракт на три месяца, дальше сам решай.
— Основа, допустим, годная… — протянул Лось, перелистывая бумаги. — Давай откровенно. Ты ведь придержал эту папку специально, чтобы я успел отказаться от остальных?
Тенебойм сделал сложное движение ушами.
— Ну да, разумеется, — Лось грустно усмехнулся, — ведь я так предсказуем… Знаешь что? Мне не нравится эта кандидатура. Что-то с ней не так. Не знаю, что именно, но мне уже не нравится. К тому же — с чего бы вдруг существо из Центра искала работу здесь? И кто тебе подсунул эту, как её… Шушару? Отвратительное имя. Даже для самки.
— У неё отличные рекомендации, — сказал слон. — Есть мнение, что она справится, — добавил он со значением.
— Без собеседования не возьму, — Викторианский исподлобья уставился на Тененбойма.
Лев Строфокамилович почесал левый бивень о столешницу.
— Ну допустим, — пробурчал он, старательно сдерживая рвущийся наружу вздох облегченья.
Глава 35, в которой самый непутёвый из наших героев становится жертвой чужой мстительности, а также и коварства мнимых друзей