ПУТЬ БЕЗ УКАЗАТЕЛЕЙ
Шрифт:
Пальцы на руке перестали чувствовать то, чего касались, как будто побывали в открытом огне и страшно обгорели. Виктория закрыла глаза, которые и так ничего не могли видеть в кромешной темноте, и начала беззвучно плакать. Медленное погружение продолжалось. Потеряв, еще добрых пять сантиметров, Виктория повернулась таким образом, чтобы работать могла еще здоровая правая рука. Как только она вытянула эту руку в нужном направлении, та наткнулась на что-то сухое и теплое. От неожиданности Виктория даже закричала.
Ее спасительный остров был здесь, он действительно был твердым и сухим. Надежды были оправданными, значит, она
Продавив пальцами небольшую ямку на поверхности острова, Виктория начала подтягивать к нему свое непослушное тело. Поверхность острова, слава богу, была достаточно мягкой, чтобы можно было небольшим усилием сделать углубление. На ощупь это было похоже на разогретый пластилин. Следующая ямка, в десяти сантиметрах от первой, дала понять, что продвижение идет и довольно успешно. Оставалось надеяться, что остров окажется достаточно большим, чтобы вместить девушку.
Чтобы вылезти на одной руке на спасительную сушу, ушло минут сорок. Дело было сделано. Стоило это последних сил, и до наступления рассвета Виктория пролежала неподвижно. Движение острова не ощущалось, настолько оно было ровным и медленным.
Как только рассвело, Виктория попыталась определить, что же приключилось в этой жиже с ее ногами, руками и большей частью тела. От представшего перед ее взором зрелища, к горлу подступила тошнота, хотя в желудке было совершенно пусто. Ноги были похожи на два ярко розовых вздувшихся мешка. Опухоль была столь впечатляющей, что невозможно было разглядеть, в каком месте начинаются ступни. Кожа местами потрескалась от натяжения и из трещин сочилась бесцветная жидкость. Что за гадость они здесь налили?
Наверное, все-таки это не ядовито…, просто аллергическая реакция. Рука и живот выглядели лучше, они тоже были ярко розового цвета, но не было опухоли. Виктория медленно приняла сидячее положение. Ногами она вообще не могла шевелить, они просто были слишком тяжелы для этого. Оставалось просто сидеть и ждать, куда вынесет ее этот необычный транспорт.
Сероватый свет равномерно освещал все то же рыжее пространство от края до края. Движение не ощущалось даже визуально, потому что все острова двигались одинаково и в одном направлении. Если, находясь в болоте, она могла судить о движении этих «бегемотов» относительно себя, то теперь у нее была полная уверенность, что она стоит на месте. Только рассудок убеждал ее, что этот покой - иллюзия, и рано или поздно куда-нибудь она приплывет. Виктория только надеялась, что по нужному адресу. Теперь можно хотя бы отдохнуть, расслабиться…, если это возможно с такими ранами. Все же это лучше, чем в болоте киснуть…
5.
«Птица не чувствует боли, когда ей подрезают крылья, но летать больше не может».
(Жюль Ренар)
«Вера, Верочка, какого черта ты не бросишь эту работу? Не хватает адреналина в крови? Ступай на Сомат, тебя с твоими
Я перессорилась со всеми коллегами, мне теперь не с кем даже поговорить! Но я все равно не пойду извиняться, я не чувствую себя виноватой… Если они предпочитают прятать голову в песок и не видеть очевидного, то моей вины в этом нет. Я сто раз им объясняла – то, что мы видим на бланках анализов на самом деле очень далеко от действительной ситуации. Это все фикция, состряпанная так называемыми больными… Конечно, никакие они не больные, просто необычные люди. Но это надо изучать! А они только твердят – ошибка да ошибка. Да откуда бы взяться ошибке сразу во всех анализах, а те, что сбежали, что, приснились нам что ли?
Голова болит уже третий день, это мешает сосредоточиться. Кузю следовало навестить еще в начале недели, но каждый раз что-то заставляло в последний момент отказываться от этого посещения. В общем, ситуация хуже некуда, и что делать дальше тоже не ясно. Вчера Виктор Львович поставил меня перед фактом, что намерен выписать Кузю из больницы. Он, видите ли, совершенно здоров, ну просто совершенно…, он настолько здоров, что это кажется нереальным. Так здоров, будто показатели своего здоровья он списал из медицинской энциклопедии. Все показатели в норме. Такого не бывает, уж кому, как не мне, знать это. У человека всегда где-то что-то болит, ноет, чешется, наконец…, на то он и человек, а не машина.
Это означает только одно – этими псевдонормальными данными пытаются скрыть какие-то другие, по всей вероятности совсем ненормальные показатели. К сожалению, нам это так и не удалось узнать. Может, в эту неудачу и я внесла свою лепту, уж как меня не уговаривали, я не смогла опять пойти к Кузе. Что толку, если коллеги все равно меня не слушают, свои выводы я уже высказала и пояснила на основе всех данных: и новых, и старых. И что? Они посчитали их слишком фантастичными…, подумать только, а как тогда называть наших милых, здоровых гостей? Отвратительно!
Через годик эта история и не вспомнится, я очень надеюсь, что продолжения не будет, и все пойдет своим чередом, а тайна останется неразгаданной. Ну и черт с ней! Лишь бы эти друзья чего-нибудь не учудили там, среди людей, на свободе. Кто тогда будет отвечать? Эх, Виктор Львович, не стоит так дорожить местом, я бы на вашем месте пошла, не раздумывая, на нарушение должностных инструкций и изучала бы, изучала. Наверное, именно поэтому я никогда не буду на вашем месте.
Я знаю, почему они все на меня дуются. Если бы не моя пронырливость, эти «больные» все благополучно бы сбежали. И овцы бы были целы, и волки сыты. Кого на самом деле волнует какая-то тайна? Да, похоже, проклятая депрессия доведет меня еще не до этого. Скоро я договорюсь до увольнения. Хорошо бы и в этом случае меня не стали слушать. Пойду в люди, узнаю что нового, может, уже и Кузи нет, так и не свидимся…»