Путь Черной молнии
Шрифт:
– Но ведь ты авторитетный вор и тебе иначе жить нельзя,- раздалась реплика.
– И что? В промзоне ты сидишь за рабочим столом, и горбатишься на всю власть, а в отряде слушаешь слюнявые бредни начальника отряда, о том, как хорошо живется на воле всем советским людям. Я этой слюнтявкой сыт по горло, а вы ее глотаете каждый день. Мозги должны работать свободно, не напрягаясь, и четко выдавать ответ любому: кто ты есть на самом деле! По жизни! Если можешь воровать - воруй! (Воровать - на жаргоне авторитетов означает - править). Хочешь работать - работай! Это твой выбор, но когда пройдут
Так вот, пацаны! Мужики! Я не пойду на поклон к власти, а это значит, что путь у меня один - в преисподнюю, и тянуть вас за собой я не хочу. Не считайте, что вы должны поступить так же, как я. Вы - никому ничего не должны. Я решил стоять до конца - это мой выбор и мне не стремно заканчивать свой путь на баррикадах. Пусть сейчас каждый из вас решит для себя: кто откажется, идите в отряд,- он махнул рукой в сторону деревянных бараков,- а кто останется со мной, почту за честь стоять рядом с вами, мужики!
Молчание повисло над толпой заключенных. Действительно в этот момент каждый проверял себя на прочность. Вопрос стоял ребром "или - или", третьего не дано.
Молодежь в основной массе перешла на сторону восставших, а мужики стали делиться на группы: кто переходил к бунтующим, а кто с понурой головой шел в сторону деревянных бараков.
Не всем предложение - продолжать бунт, пришлось по душе, многие просто боялись и не хотели тяжких последствий.
Воробьев обратил внимание на трех парней, державшихся особняком, но перешедших на сторону бунтарей. Ими оказались обиженные - это те мужики, которых Пархатый приказал своим шавкам опустить. Они сделали свой выбор. Сашка кивнул им одобрительно.
В тот момент никто не знал, что ночью, после прекращения боевых действия с обеих сторон, опущенные мужики нашли Горелого и его приятелей, принимавших участие в их унижении. Они забили их до смерти железными прутами и оттащив трупы к кочегарке, основательно завалили углем. Затем долго разыскивали по обеим зонам Пархатого, а когда нашли его в промзоне, оглушили по голове. Главный из них - Толик, когда-то, прочтя исторический роман Александра Дюма "Графиня де Монсоро", запомнил одну из сцен казни. Посоветовавшись втроем, они с превеликим удовольствием решились на экзекуцию. "Не убивать же эту тварь сразу,- решили парни,- пусть помучается".
Они унесли тело Пархатого в один из цехов промзоны, нашли мешок, в который засунули своего обидчика, и как писалось в романе Дюма, подобрали трех оголодавших кошек, прижившихся в цехе. Подтащили мешок к большому квадратному баку с грязной водой, предварительно засунув туда обезумевших от страха котов, завязали и бросили мешок в воду. Видимо кошкам действительно, как писалось в романе, не понравилась сырость, и они начали искать выход. Что случилось потом, никто не знал: мужики покинули это ужасное место с чувством
Глава 40
Решающая схватка
Генерал Зыков находился в управлении в своем кабинете, за длинным столом сидели оперативники отдела КГБ, работники различных служб.
Оперативный штаб по разрешению задачи, связанной с бунтом в колонии общего режима, работал на всех оборотах. В целом подготовка нового штурма была закончена. Ошибки, допущенные в ходе операции, были выявлены. Путем слияния информации, обстановка складывалась следующим образом: без разрешения Москвы на применение огнестрельного оружия, начинать новый захват бунтовщиков не было особого смысла, подставлять военнослужащих под бомбы и ломы заключенных, руководство управления больше не могло.
Бунт перешел в другую фазу, и проблему можно было решить только с вмешательством спецподразделений. От управления КГБ были присланы два армейских снайпера, и в данный момент они облюбовали позиции на дальних рубежах. Пока стрелки только наблюдали за передвижением осужденных в колонии и намечали себе основные цели. При получении приказа они готовы убрать главных зачинщиков бунта. Так же был задействован профессиональный фотограф, снимающий с разных мест на расстоянии. Он фиксировал всех, кого замечал в организации боевых групп заключенных.
Генералу и майору КГБ доложили, что после собрания осужденных на плацу, примерно одна треть ушла в деревянные бараки, и осталась там, остальные же: рассредоточились по обеим зонам.
Примерно шесть-семь основных зачинщиков можно убрать с помощью снайперов и начинать штурм, но все упиралось в решение московского управления ИТУ, а так как бунт мог принять политическую окраску, то организаторами мятежников будут заниматься органы КГБ.
Майор Бортников, сидя радом с генералом, про себя размышлял:
"Если среди осужденных будет много жертв, за это должен будет кто- то ответить, а именно тот, кто отдал приказ применить огнестрельное оружие. Тяжело и долго принимались подобные решения. Не мудрено, что уже на следующий день "Голос Америки" вещает по всему миру о сатраповских действиях Советских властей в той или иной колонии,- майор оглядел офицеров, как бы опасаясь, что его мысли кто-то может угадать, - Эх! Система перестраховщиков: равнение на главного, что он прикажет, то и будет исполнено. Он глубоко вздохнул и вслух сказал генералу:
– Стрелять в заключенных, конечно же нельзя, но если учесть происходящие события, то существует другая сторона медали - это безопасность мирных граждан. Если бунт выплеснется за пределы колонии, то простые, беззащитные люди обязательно подвергнутся нападению на них со стороны заключенных. Так уж устроен уголовный мир. Если определенная категория лиц будет зажата в жестких рамках и находиться под контролем своих предводителей, то возможен порядок, но стоит ситуации выйти из-под контроля, начнется хаос: опьяненные от свободы заключенные будут творить бесчинства, и превратятся в особо- опасных преступников.