Путь чести
Шрифт:
— Смотри что я ухватил с тела полковника! Твой трофей... — друг протянул мне саблю, украшенную драгоценными каменьями. Интересно, откуда она у полковника? Хотя теперь уже не узнаешь...
— Оставь себе, Джок. Ты меня сегодня дважды выручил, во второй так и вовсе спас жизнь! Это будет лишь малая толика моей тебе благодарности...
Шотландец широко улыбнулся:
— Так и ты меня спас! И не единожды! И разве мы ещё считаем случаи, когда выручали друг друга?
Я устало покачал головой:
— И все-таки оставь себе... Как рана?
Не скрывающий своей радости шотландец только рукой махнул:
— Царапина! Заживёт, как на собаке, ты же меня знаешь...
Хм-м-м... Не так хорошо, как ты думаешь, друг мой, вовсе не так хорошо...
Мы уже закончили собирать трофеи (влячая и законную долю рейтар Ушакова, отправившихся в погоню), когда показался отряд второго сотника — крепкого, коренастого, русобородого мужика лет за тридцать. Его словно окутывает ореол суровой, а главное, обоснованной уверенности в своих силах, веры в себя и свои возможности. Настоящий боевой вождь... Полусотня Петра вернулась без потерь — но с языком!
Уже за двадцать шагов было слышно, как мычит с мешком на голове пленник. И вскоре козачек, связанный веревками, словно тюк, рухнул на земле — буквально к копытам Хунда! Я многозначительно посмотрел на Ушакова — и тот развел руками:
— Ты, командир, не серчай. Это чудище лохматое рот свой поганый не закрывало. Пришлось немного угомонить, для его же безопасности.
Я кивнул головой:
— Понял. Поднимите, снимите мешок и достаньте кляп. — я растер руками лицо. Навалилась невероятная усталость; хочется просто лечь и как следует выспаться...
Лицо пленника действительно вызывает отвращение. Весь рябой, с косым шрамом от лба до подбородка, с гнилыми зубами и пропитыми глазами. Битый жизнью пёс...
— Что тебе провалиться, немцура поганая! Чтоб вас живьём жгли! Дети потаскух! Псы смердящие! Немчура проклятая! Да чтоб… — ему снова заткнули в рот кляп, и проклятия прекратились в мычание.
— Говорить не будешь? — я устало посмотрел на пленника.
Тот снова замычал.
— Выньте. — я кивнул.
На удивление, проклятий не последовало. Козак только отрицательно покачал головой.
— Хорошо. Доставим тебя в наш лагерь. Там разберутся. — с улыбкой произнес я, сделав едва заметный знак Тапани, с которым фон Ронину уже не раз доводилось вести допрос...
— Матиас!!! — финн, вынужденно получивший язык за время обучения сотни, страшно закричал, упав на колени перед лежащим чуть в стороне мертвецом. Вздрогнул даже я.
— Матиас! Друг мой! Да как же так! — "Степан" склонился над мертвым телом, схватив павшего за руку... Такая сцена не могла не пробрать.
— Кто?!! Кто это сделал?!! — вскочил на ноги финн. Глаза его налились кровью, став одним цветом с последствиями удара на щеке.
— Спокойно друг! — подошел к нему Лермонт — но тут же шотландца грубо оттолкнули:
— Ты!!! — безумный взгляд Тапани устремился на пленного, который только что в землю не вжался от страха.
— Я тебя голыми руками разорву, тварь!!! — бросился вперед финн. Встревоженный Ушаков подал коня вперёд, встав на пути Тапани — а пленный от страха завалился на спину.
— Помогите!!! — заверещал он.
— Я съем его сердце! — взревел Йоло. — Он убил Матиаса!!!
Трое рейтар обхват или рвущегося к пленнику финна, а я склонился над козачком и быстро и мрачно зашептал.
— Быстрее говори, куда отправились твои товарищи! Ваш лагерь ведь был больше; и чем быстрее скажешь, тем лучше будет для тебя!
Пленник посмотрел в ответ полными ужаса глазами.
— Я его буду резать на ремни, а потом сварю и съем! — надрывался финн за моей спиной. — Моего любимого друга убил! Конец тебе, собака!
— Быстрее, а то мы его не удержим. — надавил я. — Говори!
— П-п-п. — заикаясь начал козак.
— Быстрее! — заорал я.
— Пошли к Лавре. На соединение с другими отрядами! — чуть не плача выдал плененный. — Чтобы перевес в силе был!
Танапи тут же замолчал. Удивленные рейтары Ушакова и сам он недоуменно воззрились на мгновенно успокоившегося финна.
— И вновь неплохо получилось, верно, командир? — улыбнулся он.
— "Съем твое сердце"?! — справа раздался издевательский голос горца. — Что это вообще за отсебятина такая? Когда ты успел обновить текст и превратится в столь оголтелого дикаря? Я едва удержался, чтобы не рассмеяться!
Финн только развёл руками:
— Но ведь сработало же!
Недоуменный взгляд Ушакова сменился улыбкой, боярский сын понял нашу задумку. Улыбнулся и я. Козачок даже не обратил внимание, что Тапани припал к телу одного из воров...
— Отправите его к князю, жить захочет — ещё вспомнит что-нибудь интересное. И Пётр! Тебе будет нужно выделить десяток другой рейтар из пополнения, чтобы проводить раненых в лагерь. С остальными же воинами мы пойдём к Лавре.
Ушаков согласно кивнул, едва не вытянувшись по струнке — только что не отдал воинское приветствие! После чего обернулся к своим людям — и принялся с ходу, уверенно отдавать приказы... Хороший солдат — и отличный, дисциплинированный командир! Сам же я вернул на голову ненавистный бургиньет, поморщившись при этом от боли в боку, по которому мне успели врезать копьем. Впрочем, кираса справилась с защитой тела, это всего лишь ушиб... Другое дело, что после слов пленника какая-то неясная тревога за друга "Тимофея" вдруг поселилась в моем сердце.
Чую, нам действительно стоит поспешить — а поскольку никакой особой нужды возвращаться в лагерь Скопина-Шуйского у нас сейчас нет, можно рвануть в сторону осажденного монастыря и напрямки...
Глава 19
Нас прижали. Конкретно так прижали…
После со всех сторон удачной засады тушинцы, несмотря на истребление своей передовой группы, продолжили преследование. Двигались они значительно медленнее, высылая вперед небольшие разъезды запорожцев — тут же спешивающихся, как только им встречалась местность, потенциально опасная для возможной засады. Как та низина, к примеру, где мы в первый раз подловили врага. Тем не менее, противник очевидно висел на хвосте — что здорово нервировало и давило…