Путь чести
Шрифт:
Я первым разрядил свой пистолет по сбивающим плотный строй "ежа" запорожцам — стараясь не обращать внимание на летящие навстречу стрелы... Кому-то из финских рейтар, ветерану эскадрона не повезло — стрела клюнула несчастного в лицо; ещё две свалили рейтарских жеребцов... Это все, что мне удалось увидеть, прежде, чем взгляд застило пороховое облако — а выскочив из него, я тут же рванул поводья Хунда влево, стремясь избежать граненого острия казацкого копья! Одновременно с тем вытянув навстречу врагу правую руку с зажатый в ней колесцовым пистолем, и утопив крючок спуска...
Когда мои рейтары разрядили по большей части трофейные пистоли ляхов по черкасам, ощетинившийся пиками "еж" сократился втрое. А после того, как постоившаяся коробочкой сотня рванула вперёд, большинство воровских казаков просто побежали, побросав уцелевшие пики на землю...
— Урррра-а-а-а!!!
Мы атаковали левый флаг воров. Козачки и мятежники даже опомниться не успели, как мы проскакали половину лагеря, ударив в спину нескольким десяткам верховных, все же успевшим вскочить в седла и встретить воев Ушакова в сабли — разом опрокинул врага! При этом со стороны тушинцев позвучало лишь несколько редких выстрелов — очевидно, воры имеют большую нужду в порохе...
Вскоре общий бой распался на множество отдельных схваток, и управлять сотней стало невозможно. Моя сабля уже успела окраситься красным, когда подбежавший слева пеший смельчак попытался поднять меня на пику! Рванув поводья Хунда вправо, я ушел от укола — и тут же, перекинув клинок в левую руку, достал размашистым ударом сабли голову тушинца... Школа "Орла"! Второй пехотинец в красном кафтане лишь скользнул копьем по кирасе — и рухнул с проломленным черепом: справа меня прикрыл верный Лермонт. Финна же пока видно — наверняка рубится во главе десятка земляков!
Скрежет железа, крики людей и отчаянный визг лошадей, грохот уже редких выстрелов стоят над поляной. Я разрядил в спину литовца, занесшего саблю для удара по раненому рейтару "отцовский" пистолет — и тут же схватился с другим всадником. Тот оказался искусным бойцом — но блокировав удар плоскостью сабли, я выстрелил с левой от бедра, разрядив свой последний самопал. Пуля попала точно в шею противника...
Бой продолжился. Мой клинок с лязгом, выбив искру скрестился с саблей мятежника на вороном коне! И только мельком поймав взгляд вора, я понял, что сошёлся я с тем самым козацким полковником, чьи люди взяли нас в плен. Неожиданно! По спине пробежал холодок, но в груди полыхнуло огнём...
Что же, посмотрим, чего ты стоишь один на один!
Оказалось, что как боец, сей воровской казак стоит немало. Он реально хорош! И при своих немаленьких габаритах очень ловок, искусно владеет саблей — да еще и премерзко скалится при каждом ударе! На меня посыпался целый град ударов, которые я едва успеваю парировать — или просто от них уклоняться; в сердце закрылся смертельный холодок... И тут же очередной удар врага достал мою голову! Меня спас шлем — клинок вора встретил козырек бургиньота, и тот все же соскользнув в сторону. Но в голове зазвенели колокола; в этот миг я отлично понял Себастьяна, так недолюбливающего рубку!
Неловко отмахнувшись саблей, я попытался было подать жеребца в сторону, отчаянно сетуя в душе, что разрядил все пистоли... Враг играюче разгадал мой маневр — но от очередного, возможно смертельного удара, меня прикрыл Лермонт! Горец налетел на полковника, засыпая его частыми и столь стремительными ударами палаша, что тот вынужденно попятился, с трудом сдерживая бешеный, отчаянный натиск Джока; улыбка сама собой сползла с лица вора... В какой-то миг клинок шотландца пролетел в сантиметре от лица козака — и я, едва уняв трясущиеся руки, буквально взревел от негодования и разочарования... А после отчаянно пришпорил Хунда, надеясь успеть спасти друга от встречи со Святым Петром! Полковник, отчаянно и умело парируя атаки Лермонта, вдруг рванул пистоль левой рукой из кобуры, бешено прорычав в лицо смертельно побледневшего Джока:
— Я твоя смерть, щенок!
Елмань моей сабли врублилась в шею вражеского атамана одновременно с выстрелом, быть может, лишь на долю секунды опередив его...
— Ты как?!
Всё ещё бледный шотландец, зажав предплечье правой руки ладонью левой, сквозь зубы прошипел:
— Нормально, задел только вскользь... Умелый, гад!
Кровь явственно выступила сквозь пальцы Джока — но прежде, чем я попросил бы показать рану, Лермонт указал клинком куда-то вперёд:
— Тапани... Помоги ему! Я сейчас...
— Не дури, лучше прижги пока рану, я справлюсь! .
"Степан" едва отбивается сразу от двух конных. Решительно направив Хунда в их сторону, я нанес первый рубящий удар со спины увлекшегося схваткой ворога — в основание незащищенной головы. Тапани благодарно кивнул — а второй противник тут же развернул скакуна в мою сторону... Я пошел на сближение, а после резко отклонил корпус — и рубанул саблей изо всей силы! Заточенная сталь трофейного клинка рухнула на голову не успевшего поставить блок вора...
Перебив самых отчаянных и смелых тушинцев, остальных мы вскоре обратили в бегство. Вслед за уцелевшими ворами я отправил полусотню рейтар во главе с Тапани — в то время как остальные принялись считать потери, оказывать первую помощь раненым... И мародерить, снимая все мало мальски ценное с трупов убитых врагов. Как говорится в поговорке — "A la guerre comme a la guerre"...
На войне как на войне.
— Молодцы братцы, наша взяла! Сегодня вы все герои — и вся добыча ваша по праву!
— Да-а-а!!!
Ответом мне послужил одобрительный рев десатков луженых глоток...
Едва ли не все поле устлано телами мёртвых — подавляющее большинство которых принадлежит мятежникам, их не менее двух сотен. Увы, мой эскадрон также не досчитался более двух дюжин убитых и тяжелораненых рейтар...
— Ты как, командир? — Лермонт поравнялся со мной, демонстрируя свежую повязку с едва проступающими за её края следами порохового ожога. Что же, такая здесь и сейчас медицина — но кровь прижигание действительно затворяет... Между тем бодрый, словно бы и не бывший только что в смертельной схватке шотландец весело продолжил, не дождавшись ответа — и подняв вверх рукоять трофейной сабли: